Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки
— Нет, — меня аж замутило. — Только не это. На сегодня с меня достаточно.
— У Демона угощалась? — спросила она невинно, подтащив поближе кресло и забравшись в него с ногами. — Он тебя споит.
Я не могла не любоваться ею, это было бы неестественно, но сейчас Сидди выглядела чуть ближе и проще, может, из-за демократичной одежды (джинсы и водолазка) и двух косичек. А может, из-за того, что я перестала ее опасаться.
— Скажи мне, Сидди, для тебя это действительно было так важно?
— Что?
Очаровательный вопрос для телепата с тысячелетним стажем.
— Стать Чериш.
Ее ангельское личико слегка заострилось, она приподняла бокал и осторожно отпила из него.
— Ты не поймешь. Я не могу придумать для тебя ничего сопоставимого.
— Генри тоже так говорит.
— Вижу, вы отлично поладили.
— Я это от тебя уже слышала, Сидди. Ты повторяешься.
— Тогда, в баре, я сказала, что не поверила бы, что он с кем-то ладит. Но это было не о тебе.
— Не обо мне?
— О Боже. Ты ничего не знаешь? — Сидди залилась смехом, будто ветер всколыхнул сотню китайских колокольчиков. — Ты ничего не знаешь!
— Ты тогда сказала: «Если бы не знала его так хорошо, я бы, пожалуй, поверила,
что он действительно…» Действительно что?
Я боялась, что она скажет «влюблен», хотя это было так нелогично. Неужели я такая дура, что хотела бы это услышать?
— Действительно скорбит. Но я знаю его хорошо, и поэтому не верю. Золото инков -
самый сильный в мире антидепрессант, но его можно курить и для удовольствия, а не обязательно чтобы заглушать тоску.
— Скорбит о ком?
Сидди откинулась на спинку и наслаждалась произведенным впечатлением, как ребенок.
— Ты не знала, что у Демона был сателлит?
— У него был… кто?..
— Сателлит, Дагни.
— Это невозможно.
— Да ну. Ты знаешь Демона три дня, а я — целую вечность, и то ничего не могу утверждать так категорично. Это же Демон, что о нем можно знать точно? Кроме того, что сателлит у него действительно был, его звали… кажется, Майк. Да,
Майк Норман.
На мгновение я потеряла дар речи. Я, но не Сидди:
— Он что, тебе не рассказывал? Хотя он же не обязан, на самом деле. Но это так.
— Почему… был?
— Потому что его больше нет.
Я тупо смотрела на нее насколько секунд, и она поспешила добавить:
— Ну не то чтобы совсем нет… но вроде того. Он превратился в то, что Демон любит больше всего на свете, — в растение.
— Как… это произошло?
— Разбился на машине года два назад, в Бостоне, вместе с наследницей Кортес.
— С кем?..
— С Барт, единственной внучкой Сони Кортес, подружкой Демона. Они гоняли по городу и попали в аварию, точно подробностей не знаю, но говорят, машина сгорела как петарда. Майку еще повезло, что он не был пристегнут — хотя какая теперь разница? Через пару месяцев и Соня умерла, а казалась такой железной старушенцией. Какое совпадение, правда? — они все имели отношение к Демону… ну,
или он имел отношение к каждому из них. А потом — бах! И все. И никого больше нет.
У меня язык просто замерз, а Сидди все не замолкала:
— Так что с такой гиблой кармой советую тебе держаться от него подальше — вон
Джорджия в свое время от него ушла, и где она теперь? На верхушке мира. А они все — в могиле.
— Что за машина была?.. — спросила я наконец почти шепотом.
— Машина? Кажется, белый порше, если та, о которой я думаю. Монти подарил ее наследнице Кортес на какой-то день рожденья, не знаю. Лет пять назад я была у
Эркхам в Бостоне, и они подвезли меня до гостиницы. Умненькая была эта Барт как для человека. И Майк чудесный мальчик, такой ласковый. Я бы сама не отказалась от такого сателлита.
— Сидди, ты можешь уйти?..
— Нет, — сказала она совсем другим голосом. Я посмотрела на нее и увидела совсем другое выражение лица — куда и подевалась юная сплетница. Ее глаза мягко светились начищенным серебром, губы были сжаты, а на лице, будто отблеск кинопроектора, — все ее годы, десятилетия, века. Вся тысяча или сколько их там у нее. В голове у меня раздался противный звук лопнувшей струны, я только почувствовала, как рушатся стены и проваливается купол… и больше ничего.
Когда я очнулась, Сидди была рядом. Она не делала никаких попыток причинить мне вред или привести в чувства, просто сидела и ждала.
— Ой… — сказала она, изумление было в голосе, но не на лице. — Я и представить не могла. Вот это да… Ничего себе, Дагни.
— Убирайся… — прошептала я. Она провела холодной ладошкой по моему лбу, и это было даже приятно.
— Ну не думай, что если Демон поставил тебе в мозги сигнализацию, я не смогла бы ее обойти. Но я этого не делала, ты это сделала сама.
Я постаралась сесть, хотя голова еще кружилась.
— Если ты хоть слово скажешь…
— Не скажу. Меня это не касается, но прости, Дагни, в голове у тебя бардак,
который ты считаешь порядком. И если ты ничего не изменишь, можешь пострадать.
— Какое тебе дело?
— Ты мне нравишься, правда. Я бы предложила тебе уехать со мной, но ты не согласишься. Это я уже поняла.
Я смотрела на нее, с трудом соображая.
— Ты делаешь мне предложение?
— Нет, не делаю. Мне, как и Демону, ни к чему смертные любовники, и на его примере я вижу, что это ничем хорошим не закончилось бы. Он дал мне возможность поучиться на его ошибке, и я благодарна. Просто ты мне нравишься. Прими это.
Сидди приблизилась и коснулась губами моей щеки — горячо, будто упала капля воска.
— И раз ты не будешь моей, я хочу, чтобы ты кое-что знала. Не дружи с нами. Не люби нас. Мы совсем другие, и оттого, что так похожи на вас, пропасть не становится меньше. Только глубже. Ты ищешь в нас человеческое, но его нет и быть не может, как небо не может стать землей. Это очень опасное заблуждение, и оно многим стоило жизни. То, что мы были людьми, не имеет значения — бабочка тоже когда-то была гусеницей, и если это сравнение кажется тебе неубедительным,
просто подумай дважды. Ты пытаешься оценивать наши поступки с точки зрения людей,
