Анна Клименко - Век золотых роз
А через неуловимо короткий миг пальцы Дар-Теена уже сжимали пустоту. Эристо ловко вывернулась и, не оглядываясь, метнулась в тень.
– Стой! – гаркнул Дар-Теен.
Он бросился за ней, но ийлуры и след простыл. Она будто растворилась в темноте.
– Тьфу. – Ийлур в сердцах сплюнул себе под ноги. Затем хрипло выругался.
Было похоже на то, что он снова остался в дураках и снова им играли неведомые силы.
Он еще раз вгляделся в мутные просветы между деревьями, но, разумеется, никого там не увидел. С тем и вернулся к костру. А когда вернулся, не поверил собственным глазам.
Потому что синха Элхаджа, который якобы спал, не было на месте. Он тоже соизволил исчезнуть, незаметно убравшись от костра в беспокойную душноватую ночь.
Глава 11
ШЕЗРА И ЗЕРКАЛО МЕРХАТА
«Ну и что ты теперь будешь делать?»
Шезра устало оперся о стену. И – стоило только прикрыть глаза – появилась Темная Мать. О, конечно, она еще была далеко от Эртинойса, а цепи, ее сковавшие, еще не дали слабины. Только вот ее сила… Шезра поежился. Да, могущества у богини синхов заметно прибавилось. Словно появилась где-то в стене узилища тонкая трещинка, сквозь которую капля за каплей извне и прибывало то, что в конечном счете могло с легкостью взломать своды темницы.
Шезра уставился на орнамент, ползущий гусеницей по стене. На белом мраморе малахитовые квадраты с точкой посередине – то, на чем держится весь Эртинойс…
«И что ты теперь будешь делать?» – еще раз спросил он себя самого.
Силы у Шейниры помаленьку прибавлялось, и с каждым днем все настойчивее становился ее шепот. А это означало только одно: Избранный был по-прежнему жив и преспокойно двигался к Храму.
– Смейся, смейся, – пробормотал Шезра, – уж я что-нибудь придумаю. Он не дойдет, клянусь всем, что принадлежит свету…
Продолжая шагать, он прикидывал, как можно обезопасить себя, а заодно и Храм. Может быть, Элхадж пока слаб, но, если так и дальше пойдет, Шейнира уж постарается в нужный момент дать ему силу… Ровно столько, чтобы одолеть Отступника. Но все, что может получить синх, взывая в молитве к Шейнире, – это ее смертоносное Покрывало, не более. А оно не поможет (тут Шезра хихикнул) против многочисленных ловушек, подготовленных как раз для незваных гостей.
– И тогда добро пожаловать в Храм, синх Элхадж, – промурлыкал синх. И тут же осекся.
А что, если Мать явит своему избраннику еще и образ Третьего Глаза? Тогда…
Шезра замотал головой. Выходило, что по-прежнему нужно было избавиться от Элхаджа, пока он еще не заполучил все дары Шейниры…
Старый синх остановился, прижимая руку к зашедшемуся суматошно левому сердцу. Отдышался.
И, оглядевшись, пришел к выводу, что случайно забрел в совершенно заброшенную еще в старые времена часть Храма. Заросшие пылью галереи, двери жреческих келий, подернутые плесневелой зеленью. Лучи полуденного солнца, пробиваясь сквозь запылившиеся окна, липли к раскинутым повсюду паучьим сетям. Именно широкие окна, не хмурые бойницы, потому как этот отросток малахитового тела Храма был обращен во внутренний двор.
«Да что это я так разволновался? – подумал Шезра. – Побери его Шейнира, этого Элхаджа… В конце концов ему еще идти и идти. И видано ли, чтобы синх в одиночку пересек пол-Эртинойса?»
Он стоял в начале длинной галереи и рассеянно смотрел на хлопья пыли, на засохшие мышиные тельца, висящие под самым потолком. Наверное, за долгие годы тут вывелись особенно крупные особи паучков, если могли позволить себе такое пиршество… Шезра покачал головой. Был бы моложе, постарался бы извести здесь всю живность. Но теперь?
И, в последний раз окинув взглядом заброшенную галерею, он повернулся, собираясь уйти.
Остановился.
Вновь оглядел перехлестнутое паутинными сетями помещение.
Нет, зрение не обмануло: у дальней стены что-то заманчиво блеснуло под толстым слоем пыли.
Шезра потоптался в нерешительности. С одной стороны, брести сквозь паутину, пауков и высосанных ими мышей не хотелось. Но с другой…
«Тьфу, да и что интересного я могу там найти?» – раздраженно подумал старый синх.
И двинулся вперед, стараясь не влезть в липкие сети.
«Вот ведь пакость!» – Он с отвращением наступил на семенящего по полу паука. Как раз такого размера, чтобы начинать питаться мышами. Под мозолистой пяткой синха отвратительно хрустнуло и стало мокро (Шезра поклялся себе, что после этого похода обязательно выкупается не меньше, чем в трех водах).
«Изведу всех гадов», – твердо решил синх, вытряхивая из альсунеи свалившуюся за шиворот дохлую мышь.
Не то чтобы Шезра, бывший Верховный жрец, боялся пауков или мышей – да и было бы глупо для творения Шейниры пугаться подобного… Но все же было ему невыносимо противно – отчасти потому, что сам Шезра был слишком чистоплотен на протяжении всей своей многолетней жизни.
Затем, обливаясь холодным потом и уже не слушая, как хрустят под ногами паучьи тела, синх остановился наконец перед тем предметом, который привлек его внимание. Разочарованно вздохнул.
Это было всего лишь зеркало, почти во весь синхов рост, в позеленевшей от старости бронзовой раме. Орнамент, к слову, не был лишен некоторой вычурности: бегущие куда-то фигурки синхов, взявшихся за руки.
Шезра потер рукавом само зеркало – похоже, оно сохранилось превосходно. Подумал-подумал и решил, что такой занятной вещице нечего делать в самом пыльном углу Храма. Конечно, и для самого Шезры зеркало не представляло особой ценности, но он подумал о том, что Мен-Рой не откажется от такого подарка. А потому, взяв находку под мышку, Шезра заторопился прочь. Туда, где не было пыли, паутины и пауков.
…Вечером, как следует выкупавшись и сменив альсунею, Шезра старательно почистил вереницу бегущих синхов, обтер само зеркало. Получилось недурственно. К тому же само зеркало казалось довольно старым, если не сказать – древним, и Шезра вновь подумал про Мен-Роя. В конце концов ийлур всегда был неравнодушен к таким вот занятным вещицам.
– Считай, тебе повезло, – пробурчал синх, обращаясь к приятелю-ийлуру, – когда в следующий раз тут покажешься, отдам… на память о старом синхе.
Он еще раз пробежался пальцами по раме, нащупал сбоку какую-то шероховатость – оказывается, на спине одного синха было выгравировано имя владельца или создателя зеркала.
«Мерхат, – повторил про себя Шезра, – Мерхат».
Имя показалось знакомым, но, само собой, не было именем какого-нибудь мелкого жреца нижних ступеней или посвященного.
Синх почесал шелушащуюся макушку, затем прошелся по комнате. Мерхат… Это был кто-то выдающийся, не иначе… Потому что в противном случае Шезра не терзался бы вопросом, где и когда уже слышал – и неоднократно – это истинно синховое имя.
