Александр Лоскутов - Высшая ценность
На мгновение я даже подумал, что она решила переломать мне все кости. Но в следующий момент я уже забыл об этом, потому что заглянул в ее глаза.
Лед. Бесконечные торосы синего льда, колючего и беспощадного. Холод. Неземной холод, от которого начинает крошиться даже металл, закаленная сталь лопается как стекло, а человеческая душа замирает, будучи не в силах пошевелиться…
В этих глазах не было ни жизни, ни смерти, ни ненависти, ни любви. В них не было ничего, кроме Бога.
И я испугался. Испугался так, как никогда в жизни.
А потом в воздухе пахнуло силой. Могучей, далекой, нечеловеческой Силой. И не только я, не только вжавший голову в плечи Хмырь, но даже инквизиторы ее почувствовали. Стрельба стихла как по волшебству, сменившись настороженным молчанием…
Ирина медленно подняла руку и, распрямив ладонь, резко толкнула перед собой воздух.
Громовой раскат эхом метнулся вдоль стен коридора. С потолка посыпалась пыль. Мигнули осветительные лампы. На мгновение мне даже показалось, что содрогнулась вся церковь. И, может быть, на самом деле так оно и было…
Но больше всего пострадала та самая дверь. В нее будто ударил невидимый таран. Металл смялся как бумага, выгнулся, свернулся от чудовищного по силе удара.
Вывернутый замок превратился в бесформенный ком железа. Дверной косяк рассекли многочисленные трещины.
Тяжело дыша, будто после марафонского бега, Ирина почти свалилась мне на руки. Обхватила за шею, дрожа и жадно хватая ртом воздух.
Осторожно, боясь того, что я мог увидеть, я поднял взгляд и вновь заглянул в ее глаза.
Ничего. Обычные глаза усталой и испуганной девушки, чистые и прозрачные. Лед исчез. Ударив в дверь и развалив ее практически надвое, он ушел, отступил, скрылся. Но я знал, что это не навсегда. Я знал, что он еще вернется.
Но пока я смотрел в эти чистые зеленые глаза и тонул в них. Тонул, тонул, тонул…
— Спасибо, — непонятно за что едва слышно поблагодарила меня Ирина. — Спасибо тебе.
— За что?
Она промолчала. И только глаза ее стали еще чище, еще прозрачнее, еще прекрасней.
— Как ты это сделала?
— Не знаю, — прошептала она. — Я просто поняла, что… что я могу… Я, честно, не знаю. — Ирина покаянно вздохнула. — Извини.
— Понимаю, — тихо ответил я. — Тебе не за что извиняться.
— Нет. Есть за что, — не согласилась Ирина. — За то, что втянула тебя во все это. За то, что встретила тебя…
— Это не твоя вина. Ты не должна извиняться за это.
— Спасибо…
— Эй, голубки, хватит шептаться. Пора сваливать!
Сердитый шепот Хмыря заставил меня вздрогнуть и оторвать взгляд от изумрудно-зеленых глаз Ирины. И это было почти физически больно. Но бывший инквизитор был прав: сейчас не время вести задушевные разговоры. Пока атакующие не опомнились, надо уходить.
Поспешно сунув пистолет за пояс, я нагнулся и подхватил успевшую только коротко ахнуть Ирину на руки. Хмырь уже выскочил из укрытия и ударил плечом в перекосившиеся останки двери. Тяжело грохнув по полу, изуродованная дверь слетела с петель, и в освобожденный проход мгновенно нырнул Хмырь. А следом за ним и я.
Никто из осаждавших нас инквизиторов даже не попытался выстрелить. Хотя я убежден, при желании они запросто могли бы прикончить всех троих (или двоих, потому что Ирина, я уверен, была нужна им живой). В коридоре, простреливаемом из конца в конец, мы были как на ладони.
Но никто так и не выстрелил.
За дверью, в полумраке погашенных ламп, пряталась довольно большая комната, сверху донизу заставленная каким-то электронным оборудованием. Причем часть этого оборудования, несомненно, работала. Светились ровным светом экраны, подмигивали многочисленные светодиоды, на небольшом столике в свете тусклой настольной лампы расположилась клавиатура компьютера. Там же стояло и кресло. Пустое. Во всяком случае, человека в нем не было. Или, может быть, он успел сбежать, услышав разгоревшуюся прямо за дверью стрельбу.
Больше всего эта комната была похожа на небольшой вычислительный центр. Я видел такие в старом городе. Правда, там после нашествия мародеров, кроме мусора и искореженных обломков, практически ничего не осталось.
Другой вопрос: зачем инквизиторам вычислительный центр и во сколько он им обошелся? В наши дни электроника почти нигде не производится и потому ценится очень дорого. А уж о том, сколько может стоить действующий компьютер, я не имел ни малейшего представления. Но вряд ли намного меньше своего веса в серебре.
Может быть, если мы засядем здесь, инквизиторы не решатся палить так безоглядно из опасения разнести свое высокоценное оборудование в электронное крошево? Впрочем, все равно мы будем в тупике, потому что отсюда не выйти, и, даже обходясь без огнестрельного оружия, святые отцы рано или поздно нас здесь задавят.
Да и не постесняются они стрелять. Живой мессия, которого почти украли два подлых предателя, все равно дороже нескольких разбитых компьютеров. В миллионы раз дороже…
Стоп.
Живой мессия. Живой! От мертвого им не будет никакого проку, кроме кары небесной, которую пошлет разгневанный смертью своей посланницы Господь.
Почему же они так увлеченно стреляли в нас? И почему моментально прекратили, едва только сила Ирины вынесла запертую дверь?
Не потому ли, что не знали, что она была с нами? Не потому ли, что испугались возможных последствий?
Вполне возможно.
Но значит ли это, что мы теперь сможем спокойно дойти до выхода и скрыться, прикрываясь Ириной как самым ценным в мире заложником?
Нет! Не значит! Никогда так не будет. Пока я жив— никогда!
Это я должен защищать ее, а не она меня. И я лучше умру, чем позволю ей так рисковать. Я лучше умру, чем пойду на такое: прятаться за спиной любимой женщины…
Что я сказал? Любимой?.. Ну вот. Последняя точка поставлена. Итоговая черта подведена. Я признался, что люблю ее. Пусть пока только самому себе, но признался.
Я люблю мессию. Люблю женщину, которой осталось жить всего один день. Да поможет мне Бог, я люблю ее!..
Из электронной комнаты вела еще одна дверь — на этот раз обычная деревянная и вдобавок незапертая— в обычную комнатушку, больше похожую на кладовку. На многочисленных полках стояли, лежали, громоздились какие-то коробки.
Следующая дверь вывела нас в точно такой же коридор, как и тот, что мы только что покинули. Разве что на его стенах не было отметин от пуль.
Позади в кладовке что-то зашуршало. Послышалось приглушенное ругательство. Очевидно, кто-то из особо рьяных инквизиторов неосмотрительно решил последовать за нами.
Я изготовил пистолет. Стрелять, держа на руках любимую женщину, было дьявольски неудобно. Но, полагаю, я бы справился.
