Денис Чекалов - По законам Преисподней
Я уже начал колдовать себе полный шлем, с прорезями для глаз, – когда на тропинке раздался шум. По стежке, ведущей из слободы, кто-то спешил, – и явно за нами.
Первой, подобрав шесть юбок, бежала вормовица, – румяная, средних лет, с пылающими от гнева глазами. На ней колыхалась шаль из серебристого шелка, и белая блуза с вышивкой. На шее переливалось монисто, браслеты из черного янтаря говорили о том, что перед нами вдова.
Как и все замужние вормовицы, она носила остроконечную шляпу, с тремя колокольчиками.
– Подождите, – задыхаясь, кричала незнакомка. – Подождите.
Вслед за ней поспешали трое дюжих селян. Один крепко ухватил ее за руку.
– Возвращайся в слободу, Анте. Незачем чужакам о наших делах рассказывать.
Женщина гневно посмотрела на старосту.
– Леди Дюпон, ченселлор, – лебезил Онуфрий. – Простите эту безобразницу. Так, сельские дела; незачем вам время терять.
– Что случилось? – спросила Френки.
– А, ничего серьезного, госпожа, – добродушно ответил староста. – Пошли, Анте. Уверен, мы сможем все уладить.
– Онуфрий, – лицо женщины посуровело.
Она приняла какое-то решение.
Вормовица посмотрела вокруг, собралась с силами и продолжила:
– В присутствии демонессы, из города Преисподней, я требую справедливости, – и по древним законам вы не можете мне отказать.
– Эк, – досадливо скривился Онуфрий, и не без раздражения посмотрел на Френки. – И надо же было вам подтаскаться именно в этот день.
Франсуаз приподняла одну бровь.
Она и представить не может, что кто-то ей не рад, – а тем более, опишет ее королевский визит словами «подтаскалась невовремя».
Я вспомнил, о чем говорила леди Артанис.
С давних времен, вормы были в городе Преисподней скорее гостями, чем хозяевами. Если кто-то не соглашался с решением старосты или жреца, – он мог обратиться к демону за заступничеством.
– Посмотри, Анте, что ты натворила! – сокрушался Онуфрий.
На тропинке появлялись новые вормы. В их лапах поблескивали вилы и топоры. Вы скажете, что это не самое страшное оружие, если ты владеешь эльфийской магией. А теперь вспомните, что у них по шесть рук.
Один из селян решительно шагнул к старосте.
– Онуфрий, нечего здесь чужакам делать. Мы не живем по их законам.
Тот замялся и нерешительно произнес:
– Но она требует справедливости.
Было видно, что староста хотел бы решить все миром, – но страсти чересчур накалились.
– Да нам плевать и на их справедливость, и на них самих, – пророкотал ворм, сжимавший тяжелый цеп.
Три мифриловых обруча на хвосте выдавали мушира, – что следил за порядком и отвечал за безопасность деревни. С лысой головы стекал оселедец.
– Это ты про меня? – спросила Френки. – А ну попробуй-ка плюнуть.
Дайкатана сверкнула в ее руке, как луч холодного солнца.
– Подождите, подождите, – заюлил Онуфрий. – Зет, да оставь свою колотушку. Вернемся-ка в слободу, ледяной картошки покушаем, пиявок ко лбу приложим, – охолонимся, и начнем все сначала.
– Ноги ее больше в селе не будет, – настырялся верзила Зет. – Да и этот прощелыга ушастый, – кивнул он в мою сторону. – Неча топтать наши дороги.
Я не хотел сражаться с селянами, да тем более с вормами.
Битва с ними казалась мне, – ну, немножко ниже моего достоинства.
– Слушайте все, – громко произнес я. – Франсуаза Дюпон, демонесса пламени, выслушает тебя, Анте, – я посмотрел в сторону вормовицы, – и рассудит по-справедливости. Каждый, кто нарушит решение Леди-Демона, будет наказан, по законам Преисподней.
Будь у меня посох, охнул бы им об землю, но к сожалению, палки подходящей не оказалось; а просто топнуть ногой было как-то неубедительно.
Мушир Зет недовольно посмотрел на меня.
Наверное, он не совсем ясно понимал, а что может сделать ченселлор, и не превращу ли я его в соляной столб, или в автомат с орко-колой на веки вечные. Честно говоря, было у меня такое желание, – очень уж люблю орка-колу, – но я раздумал, жестянкой он не сможет нам рассказать ничего полезного.
Я отодвинул Зета с дороги, и мы направились в слободу.
При виде Анте, одни селяне шипели и распушали жабры, – показывая, что на ее стороне. Другие бросали на нас мрачные взгляды. Третьи стояли, молча, поодаль, вздрагивая охвостьями. Были они из тех, кто хочет, чтобы все оставалось по-прежнему, лишь бы ничего не менять, – и именно потому, из-за этого безмолвного безразличия, их мир обречен на гибель.
На площади собралась вся деревня.
Онуфрий вышел вперед, мокро прокашлялся, потоптался, сбивая лапти, и скорчил такую рожу, словно пытался выплюнуть мозгового полипа.
Френки сдвинула его в сторону, – так, что староста летел бы до ледников Асгарда, не окажись на его дороге плетня, – и воскликнула:
– Fiat justitiа!
Бурлящие столбы пламени вырвались из земли, чертя вокруг девушки пентаграмму. Огненный ветер пронесся над слободой, и каждый из вормов вскрикнул, увидев картины своих грехов, – прошлых и будущих, – и бесконечные муки, ждущие их в Геенне.
Эльфы во всю эту ерунду не верят, поэтому мне показали только рекламу женских прокладок.
– Говори, – приказала Френки.
Глава 4. Потухший адамантин
Староста молча стоял поодаль, – кирпичной миной подчеркивая, что не одобряет вмешательства демонов в дела вольной вормовской слободы, – однакоже все шесть лап у него повязаны древним законом Магмы.
Анте вытерла лицо, помолчала немного, собираясь с мыслями.
– Что же это такое получается, – обратилась она, почему-то ко мне. – Я честная вдова, но, – кто ж станет отрицать, – женщина еще не старая, и с чего бы мне отказываться от jearnot, что послала мне сама великая Магма.
– Jearnot? – негромко переспросил я.
– Амурчиков в сеновале, – пояснила Франсуаз.
Чоботы Анте, – тупоносые, на низеньком толстом каблуке, – говорили о том, что женщина не спешит за модой. Однако три маленьких стеклышка, под изумруд, нашептывали, – сердце вдовы еще открыто для нового плевка Купидона.
Вормовицы согласно закивали головами, распушая жабры.
Их мужья прятали усмешку, а некоторые из слободянок поджимали губы, и с осуждением смотрели на Анте, – явно считая, раз схоронила мужа, так и кукуй одна, пока саму не зароют.
– Вот я и говорю, – продолжала вормовица. – Пришли в слободу нашу городские, на заработки. Был среди них один, – порядочный, основательный, он и по хозяйству мне помогал, – крышу залатал, погреб выкопал, предложение сделал, – но в одночасье вдруг заболел и умер, вместе со своими товарищами. И что же наш староста? Свитком каким-то помахал, что из магистрата прислали, и велел Андрианоса закопать, словно преступника!
