Дэйв Волвертон - Рожденная чародейкой
— На Манганской скале? — спросила Иом.
Габорну и самому это казалось невероятным. Скала представляла из себя почти сплошной камень. Но опустошители очень сильны, и там их тысячи. И позиция их неприступна.
Габорн заглянул в себя и сосредоточился.
Он почувствовал, что над некоторыми из его людей нависла угроза.
Поднял взгляд. И увидел, что опустошители начали строить на Манганской скале небольшой купол. Липучки выплевывали клейкие нити, которые слагались в знакомые очертания. Над куполом уже клубился коричневый дымок, в основании его мерцали призрачные синие огоньки. Наверху стояла огромная колдунья, воздев к небу кристалический посох.
Сердце Габорна на мгновение остановилось.
Биннесман удивленно выдохнул:
— Они строят еще одну Руну Опустошения.
ГЛАВА 36
МЕЙГАССА
Мейгасса — самый старый город в мире. Он простоял дважды по десять тысяч лет, и, начав раскапывать его улицы в любом месте, можно наткнуться на остатки еще более древних построек и кости предков. Смысл его названия затерялся во времени, но старинные рукописи утверждают, что означает оно «Первый Дом».
Отрывок из книги «Города и селенья Индопала», писанной мастером очага Арашпуманьей из Палаты НогНа западных склонах Анья Брил, в Лотосовой долине лежит раскинувшись Мейгасса, столица старого Индопала. Город, который не производит ничего, кроме людей — несметного множества людей.
Давным-давно раджи Индопала построили здесь Слоновий Дворец — величественную цитадель. Она стоит на вершине огромного серого камня, высотою почти в восемьсот футов, возвышаясь над городом с западной его стороны. Основание этого камня сплошь покрыто вырезанными в нем надписями на старом индопальском языке — Несущими Мудрость Поучениями жившего в незапамятные времена раджи Пешаванью. Письмена покрывают серый камень, образуя изысканный узор, коим восхищаются все без исключения жители Индопала. Узор этот называют «Каменным Кружевом».
По некоторым из легенд, не человек вырезал своей рукою эти письмена, но появились они сами, за одну ночь, по воле Земли, ради тех людей, которые стремятся к мудрости.
Радж Ахтен посмотрел на дворец, затем прочел самый верхний стих: «Склонись перед Слоновьим Троном, о горделивый путник. Ты восседаешь на величавом верблюде, но знай:ты ничто».
Слова эти поразили Радж Ахтена, показавшись ему знамением. Все — и предупреждение Биннесмана, и исчезновение ключевых даров, и даже то, что не удалось поймать дерзкого Укваза Фахаракина, — все, казалось, свидетельствовало о том, что Земля против него. И еще эта надпись…
Но, конечно, то было простое совпадение, что на глаза ему попался именно этот стих. Каменотесы Пешаванью вырезали надписи так высоко специально для купцов, ездивших по Старому Перечному Пути на верблюдах.
Тем не менее выглядело это, как знамение, и Радж Ахтен остановился дать отдых своему верблюду, а сам стал смотреть вниз на Мейгассу.
Этот город всегда восхищал его. И завоевание Мейгассы было едва ли не целью всей его жизни. Он хорошо помнил, как взошел здесь, во дворце, на Слоновий Трон. Отец Радж Ахтена, Арунах, сказал ему как-то, что имя Ахтен означает «солнце». Имя же Авил, данное ему от рождения, было столь заурядным, что Радж Ахтен его не любил. Поэтому, завладев Слоновьим Троном, он взял себе имя Радж, «правитель», как поступали все короли Индопала. И со дня захвата им столицы Индопала он стал известен всему миру как «Солнечный Лорд».
Теперь этот обнесенный стенами город лежал под ним, раскинувшись привольно на берегах реки Джурипарари. И городские стены, и все здания в нем были сложены из серовато-белого, цвета лаванды, камня, отчего город на солнце сверкал. Река Джурипарари казалась рядом с ним широкой лентой из меди.
По ее неторопливым водам курсировали флотилии лодок, вырезанных из тикового дерева, каждая с коричневым парусом. Они перевозили дорогие специи, рис, сахарный тростник, шелк, золото, дыни и фрукты. Даже здесь, за мили от города, чуткий нос Радж Ахтена улавливал мощный запах людских толп, рынков и гниющих фруктов, нужды и надежды.
Глядя на реку, он сразу понял, что в Мейгассе нынче неспокойно. Все лодки плыли в одном направлении, вниз по течению, четырехугольные паруса были подняты, чтобы ускорить движение. Люди бежали.
Отсюда, с верхней дороги, ему был виден еще и тракт, ведущий в Маджпур. Он был весь запружен воловьими упряжками, лошадьми и народом. Издалека людской поток, катившийся по широкой извилистой дороге меж деревьев, казался ползущим по траве питоном.
На северо-восток, через пустыню, здешние жители идти не рисковали. Через Пустоши в это время года можно было проехать лишь на отборных сильных верблюдах. Беженцы двигались по краю джунглей к северным холмам, в сторону Дейазза.
— Что там происходит? — спросил Бопанастрат. — Опустошители идут?
— Да, — только и ответил Радж Ахтен. Зажал в онемевшей левой руке повод, ткнул верблюда стрекалом и поскакал вниз в долину.
В Мейгассе царила суматоха. На улицах стоял гул тысяч взволнованных голосов, слышались крики, перебранки и плач. В городе было еще полно народу, все спешно собирали свое добро, оставляя опустевшие дома. Женщины передавали детям из окон тюки с одеждой и едой, их мужья с мечами и кинжалами в руках охраняли своих лошадей и повозки.
Радж Ахтен, въехав в город через северные Ворота Слепых и проезжая по улицам, видел это повсюду. Город был в панике. Встречавшиеся горожане были так поглощены сборами, что никто не обращал ни на него, ни на его спутников ни малейшего внимания. Единственный человек, который проводил его взглядом, смотрел только на верблюда, словно оценивая, стоит ли он того, чтобы его украсть. Когда же наконец перевел взгляд на всадника, он в изумлении отшатнулся.
Радж Ахтен заподозрил, что здесь уже начали убивать друг друга, лишь бы благополучно сбежать.
В душе его постепенно нарастал страх, какое-то тупое оцепенение. До Картиша было еще почти двести шестьдесят миль.
Но тревоги своей он старался не показывать. Лишь еще выше вскинул голову и, ткнув стрекалом верблюда, въехал на рынок, миновав Райские Фонтаны, где из серебряных труб, изогнутых в виде виноградных лоз, била струями вода, изливаясь в бассейны, сложенные из родонита, в которых плавали живые крокодилы.
На рынке толпились беженцы с юга — с детьми, скотом и всем своим имуществом. Обладатели лошадей по сравнению с остальными были счастливчиками. Крестьяне с лихорадочным, яростным блеском в глазах кричали наперебой:
— У кого есть лошади? Верблюды? Плачу за верблюда золотом! Еда! Есть еда?
