Макс Фрай - Ключ из желтого металла
Сон оказался вещим – в том смысле, что холодильник в купе проводника наличествовал и холодная минералка нашлась. Я поспешно открыл бутылку, сделал несколько жадных глотков и, немного потоптавшись в коридоре, отправился в тамбур. Мне совсем не нравилась эта идея – повторять наяву все действия, совершенные во сне, но курить хотелось зверски, а тамбур – единственное место, где это можно сделать. Вот черт.
Закурив, я достал из кармана телефон, посмотрел на часы. Двадцать два часа двадцать четыре минуты, в точности как в давешнем сне. Это совпадение подействовало на меня, как удар мокрой тряпкой по сердцу. Я невольно дернулся, но тут же успокоился, вернее, мне стало все равно. Ну, двадцать два. Ну, двадцать четыре. Ну, совпадение. Может быть, я до сих пор сплю и вижу сон? Ладно, сплю и вижу, подумаешь, великое дело сон, в конце концов, когда-нибудь проснусь, я всегда рано или поздно просыпаюсь, не было еще такого, чтобы я – да не проснулся. А если и было, то я не заметил. А если не заметил, значит, никакой разницы. И будь что будет. Que sera sera.
Я курил, прижимая к ушибленной руке все еще холодную бутылку. А докурив, не пошел в купе, а прижался ноющим лбом к оконному стеклу и стоял так, пока не ощутил, что снова не могу ни пошевелиться, ни вздохнуть. Это было почти смешно – смотри-ка, действительно все повторяется, не сон, а дурная присказка про белого бычка, надо же было так влипнуть.
Значит, так, сказал я себе, все это чрезвычайно поучительно, но сейчас ты все-таки попробуешь проснуться по-настоящему. Спокойно, без паники откроешь глаза и обнаружишь себя в купе, смирно лежащим на полке, только руками не надо размахивать, очень тебя прошу, третий удар добром не кончится.
Однако сказать оказалось проще, чем сделать. Волевое усилие, не приправленное ни паникой, ни гневом, не принесло результата. Я по-прежнему стоял, уткнувшись носом в оконное стекло, пялился в темноту, не шевелился, не вдыхал, не выдыхал, ни о чем не думал, но почему-то остро ощущал ход времени, вернее, собственное движение сквозь него, – каждая секунда казалась мне своего рода барьером, препятствием, которое я успешно преодолевал, и это было чертовски утомительно и смертельно скучно, лучше бы я испугался, честное слово, хоть какое-то развлечение.
– Ты совершенно напрасно тут стоишь.
Легкая, прохладная ладонь легла мне на затылок, и я с изумлением понял, что могу повернуть голову. И конечно, тут же ее повернул, пытаясь одновременно вдохнуть и выдохнуть, потому что забыл, в какой последовательности это надо делать, в результате захлебнулся воздухом, закашлялся, выронил бутылку, от удара с нее слетела неплотно закрученная крышка, и остатки воды вылились мне на ноги – неприятное, но освежающее событие.
Тут же раздался звонкий собачий лай, я подпрыгнул от неожиданности и более-менее стряхнул с себя сонное оцепенение. Ушибленная рука по-прежнему ныла, ботинки были залиты водой, пустая пластиковая бутылка валялась на полу, а передо мной стояла пражская художница Мирра Жукотовская собственной персоной. Нервно накручивала на палец синий локон. Глядела на меня неодобрительно, но ласково, как на проказливого ребенка.
– Тебе что, жить надоело? Расслабился, блин. Нашел время. Ты хоть понимаешь, во что влип?
– Я просто еду в Краков, – невпопад ответил я. – А почему – влип? Во что влип? Мне всякая ерунда снилась. А теперь, получается, ты снишься? Или не снишься? Что-то я не могу понять.
Черный лохматый пес, до сих пор мирно сидевший у ног хозяйки, поднял мокрую от брызг морду и осуждающе рыкнул. Будь у него дар человеческой речи, пес наверняка проворчал бы: «Совсем сбрендил» – или что-то в таком роде.
– Понимать будешь потом, – сухо сказала Мирра. – Или не будешь. Пошли отсюда.
– Откуда – отсюда? – обалдел я.
– Из этого вагона. Нельзя тут оставаться.
– А где можно?
– В другом, наверное, можно. Или нет?.. Ладно, сейчас разберемся. Пошли.
Она провела меня через несколько вагонов. Черный пес бежал следом и вид имел вполне грозный, так что отступать мне было некуда. По дороге мы никого не встретили, пассажиры уже спали, а некоторые, судя по доносившимся невнятным возгласам, вовсю пьянствовали в своих купе, проводники отдыхали от праведных трудов, а бригады контролеров, как в немецких поездах, здесь не ходят, билеты проверяют сразу при посадке.
Наконец в очередном тамбуре Мирра остановилась.
– Покури здесь, – сказала она. – Только в окно не смотри. И глаза не закрывай. Вообще не расслабляйся. Лучшее, что ты сейчас можешь для себя сделать, – это испугаться. Или хотя бы забеспокоиться. И быть начеку. Постарайся, пожалуйста. Это очень важно. Мы скоро вернемся.
Черный пес нетерпеливо тявкнул и побежал обратно, Мирра последовала за ним, а я послушно закурил и попытался осмыслить происходящее. Теперь, значит, мне снится Мирра Жукотовская, надо же. Или не снится. Просто тоже едет в Краков, почему бы нет. Говорят, Краков красивый город… а я – изумительный объект для наблюдения. Наверняка она села мне на хвост по поручению нашего общего друга Мити, или нашего не менее общего друга пана Болеслева, или, чем черт не шутит, ради собственного удовольствия. А что ж, охотников наблюдать за моими хаотическими перемещениями в последнее время развелось – страшное дело. Сбрендили они от скуки в своем готическом сувенирном раю, вот чего. Но все-таки хорошо, что она меня разбудила. Если разбудила, конечно. Ни в чем нельзя быть уверенным, и знал бы кто, как мне это остоебенило. Скорей бы, что ли, утро. По моим ощущениям, уже хорошо за полночь… Я достал из кармана телефон и уставился на цифры в правом нижнем углу экрана. Двадцать два двадцать четыре, о господи. Опять двадцать два двадцать четыре. Черт бы их побрал. Всех. Или хоть кого-нибудь.
Я смотрел на телефон не моргая. Ждал. Еще немного, и будет двадцать два двадцать пять. И я хочу своими глазами увидеть, как четверка превращается в пятерку. Изумительное должно быть зрелище. Уж я его не упущу. А потом можно будет перевести дух.
Время тянулось чертовски медленно, по моим ощущениям, прошла не то что минута, а целая дюжина отборных, упитанных, полновесных минут, но мой телефон упорно показывал двадцать два двадцать четыре, хоть убейся. Сломался он, что ли?
Я даже рассмеялся от облегчения. Господи, ну конечно сломался. Гаджеты в моих ласковых руках живут счастливо, но недолго, а этот красавец уже три с лишним года верой и правдой, уникальный экземпляр. Ну вот, наконец-то начал капризничать, а я, дурак, перепугался. Нервы ни к черту. Совсем распустился.
Я выбросил сигарету, отвернулся к окну, прижался лбом к холодному стеклу, уставился в темноту, почти сразу вспомнил, что Мирра не велела, подумал с ленивым раздражением: да пошла она. И вообще, какого хрена я топчусь в тамбуре чужого вагона? Это не дело, потому что поезд, строго говоря, идет до Варшавы, краковский вагон тут всего один – мой. Ну или два, какая разница. Отцепят нас, конечно, только под утро, и не на ходу, а на какой-нибудь станции, но черт его знает, который сейчас час, может, я полночи кошмарами маялся, так что лучше вернуться в купе. Желательно прямо сейчас, пока эта крашеная знаменитость увлеченно его обыскивает, – как же я сразу не подумал, что…
![И Печальный - Геймер[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)