Алекс Орлов - Золотой воин
– Вот, он уже и от воды отказывается! – возмутился капитан, раскладывая на тряпице ветчину, две луковицы и половину большой лепешки – все это он добыл в опустевшем доме.
– Пойми, Питер, мы ушли бы в любом случае, и ты эту подружку никогда бы не увидел. Такова жизнь, поэтому как старший по званию я настаиваю, чтобы ты съел кусок ветчины или брынзы, если хочешь, чтобы к тебе вернулась твоя прежняя бодрость. Сегодня ты подарил своим боевым товарищам возможность жить, а за себя бороться не хочешь – разве это правильно?
– Полностью согласен с его благородием, – поддержал капитана Крафт. – Однажды, в возрасте шестнадцати лет, я влюбился в дочку цирюльника. А она гуляла с сыном булочника Шнайса. Таскался за ними повсюду, ну, и застал их в леске за прелюбодеяниями. И что вы думаете? Я решил покончить с собой едва ли не у них над головами. Нашел подходящее дерево, сплел из ветки петлю, но тут, на мое счастье, мимо проходил сосед и попросил меня помочь ему довезти тележку с продуктами, которые он доставлял к свадьбе. Я не мог ему отказать, довез эту тележку, а он в награду всучил мне круг свиной колбасы и сказал: ешь сейчас, пока свежая. И вот я, пребывая в таком ослабленном состоянии, сел прямо на мостовую и стал есть эту колбасу. И по мере того как я набивал ею брюхо, ко мне возвращалось желание жить, несмотря на непотребное поведение цирюльниковой дочки. Доев колбасу, я пошел домой и лег спать, а к вечеру от такой жирной пищи меня крепко пронесло, но это только утвердило меня в желании жить.
– Очень поучительная история, – заметил капитан, смахивая набежавших на «обеденный стол» муравьев.
– Выпить воды могу, а есть – извините, пока не в состоянии, – покачал головой Питер.
– То есть, если я приготовлю для тебя холодную похлебку, ты не откажешься? – поймал его на слове Крафт.
– Ну… – Питер пожал плечами. – Не откажусь.
– Очень хорошо, ваша благородие, где-то там у нас была деревянная плошка.
– Есть такая. – Капитан подал плошку. Крафт срезал ветку и быстро сделал из нее короткую толокушку, которой потолок в плошке кусок брынзы и половинку луковицы. Затем добавил воды, тщательно все перемешал, выбросил выжатые куски лука и подал получившееся блюдо Питеру.
– Бери и пей сразу, не раздумывая.
Питер покосился на капитана, ожидая хоть от него какой-то поддержки, но тот оказался на стороне Крафта.
– Пей разом, как лекарство, – это приказ! – сказал он, и Питеру ничего не оставалось, как подчиниться. Осушив плошку в три глотка, он закашлялся, а из его глаз потекли слезы.
– Ох… хорошо. Мне стало лучше, – признался Питер.
– Ну вот, совсем другое дело. Крафт, ты просто волшебник! – обрадовался капитан. – Признаться, нечто подобное мне наводил мой слуга, не переживший битвы при Аруме. Он подавал мне это пойло наутро, когда следовало ехать в казначейство или отвозить рапорт и об освежении вином не могло быть и речи. И всегда эта штука помогала, хотя продирало до кишок, право слово! Действенная бурда, весьма действенная!
– А ветер-то переменился, – первым заметил Питер.
– Значит, скоро станет посуше. Мое чутье подсказывает мне, что за этой пустыней должна начаться обитаемая земля.
– А до Гойи отсюда далеко? – спросил Крафт, старательно пережевывая ветчину. Есть ему не хотелось, но тяжелый переход требовал много сил.
– Гойя осталась слева от нас, там, – махнул рукой капитан. – Даже боюсь подумать, что там сейчас происходит.
– А Арум?
– Арум далеко левее и давно позади. Он стоит на линии Исфагана.
– Пора идти, – сказал Питер, уловив на лице дуновение северного ветра.
– Да, как будто полегчало, – согласился фон Крисп. – Хватайте мешки, господа, обоз трогается… Крафт, заряди-ка арбалет, место впереди открытое, мало ли что.
– Сейчас сделаем, ваше благородие.
Через четверть часа они уже шагали по выжженной солнцем местности, заросшей редкой жестковатой травкой, тонкой как нить, да колючими кустарниками, на которых грелись саранча и мелкие змеи.
– Настоящая пустыня, – выдохнул Крафт, когда перестал спасать даже северный ветер.
– Это разве пустыня? – проворчал в ответ Питер. – Вот когда нас гнали на невольничий рынок в Дацуне, нам пришлось пересечь Савойскую пустыню – вот это было испытание. Дошли немногие, хотя воды нам все же давали.
Глинистая почва сменялась мелом, мел – песком, а конца и края этой пустоши видно не было.
– А мы не могли заблудиться, капитан? – спросил наконец Крафт.
– Я смотрю по тени, мы идем правильно, – безо всякой уверенности ответил капитан. – Я же видел тот край с холма – там были зеленые деревья.
Под ногами захрустели черепки, шедший первым капитан нагнулся и поднял один из них.
– Эй, да это же кости!
Он огляделся: все пространство вокруг было усеяно чьими-то останками.
– Наверное, когда-то здесь была сеча, – предположил Крафт. – А может, они умерли, не добравшись до воды…
Капитан бросил свою находку и двинулся дальше.
– Мне это место напомнило Голубой Суринам, – сказал Питер. – Там тоже целые поляны были засеяны костями…
– Так это… правда, про Голубой Суринам? То есть вы действительно там были? – спросил капитан, поправляя шляпу, чтобы солнце не попадало в лицо.
– Правда, – ответил Крафт, стараясь шагать по следам капитана. – Но иногда мне кажется, что это был страшный сон.
– А сокровища, там были сокровища, о которых все только и говорят?
Капитан поднял голову и увидел кружащего в небе падальщика.
– Были там и сокровища, только их нельзя унести – остров не выпускает никого живым, – пояснил Питер и, посмотрев вперед, добавил: – А вон и деревья, кажется, мы пришли.
– Точно деревья? – вытягивая шею, спросил Крафт. – А то, может, это мираж?
– Я вижу летающих птиц, разве в миражах бывают птицы?
– Стойте! – скомандовал капитан, и все остановились. Поперек их курса, извиваясь зигзагом, ползла крупная змея с затейливым рисунком на шкуре. Когда она удалилась, путники продолжили движение и вскоре убедились, что видят не мираж, а настоящую рощу.
Впрочем, это была еще не обитаемая местность, а лишь остатки старых садов. Добравшись до них и немного отдохнув в тени, путники двинулись дальше и уже к исходу дня вышли к большому поселению. Оно насчитывало около полутысячи глинобитных домов, однако обитаемыми оказалась лишь четверть из них, хозяева остальных уехали на север – подальше от войны.
С появлением незнакомцев те из немногих селян, кто находился на улицах, сейчас же попрятались, и путникам пришлось стучаться в ворота, чтобы получить ночлег. Однако никто с ними даже не разговаривал, в лучшем случае ответом был лай собак, в худшем – полное молчание.
