Сара Маас - Двор Шипов и Роз
«Я люблю тебя». Я почти слышала эти слова — почти слышала, как он их произносит, практически могла видеть сверкающий солнечный свет в его волосах и завораживающую зелень его глаз. Я почти ощущала его тело, прижатое к моему, его пальцы, скользящие по моей коже.
Я дошла до поворота дороги, который могла бы найти даже в кромешной темноте, и там было оно.
Столь маленький — дом был таким крошечным. Старый цветочный сад Элейн превратился в дикое переплетение сорняков и цветов, а на каменном пороге всё ещё были выгравированы защитные знаки. Входная дверь — повреждённая и сломанная, когда я видела её в последний раз — была заменена, но по одному из круглых оконных стекол пошли трещины. Здесь было темно, а земля нетронута.
По высокой траве я провела невидимый путь, по которому следовала каждое утро — от входных дверей, через дорогу, а затем через холмистое поле, весь путь до линии деревьев. До леса — моего леса.
Когда-то он казался столь пугающим — таким смертельным, голодным и жестоким. А сейчас он выглядел лишь… простым. Обыкновенным.
Я снова посмотрела на унылый, тёмный дом — место, бывшее тюрьмой. Элейн говорила, что скучает по нему, и я задумалась — что она видит, когда смотрит на этот дом. Может быть, она видела не тюрьму, а убежище — убежище от мира, в котором так мало хорошего, но она всё равно пыталась его найти, даже если для меня это казалось глупым и бесполезным.
Она смотрела на этот дом с надеждой; я смотрела на него исключительно с ненавистью. И я знала, кто из нас сильнее.
Глава 30
У меня осталось одно незавершенное дело, прежде чем вернуться в усадьбу отца. Деревенские жители, которые раньше глумились надо мной или игнорировали, теперь пялились на меня едва рты не разинув, некоторые из них снова и снова вырастали на моём пути с вопросами о тётушке и моём состоянии. Твёрдо, но вежливо, я отказывалась вступать с ними в диалог и давать им новую пищу для сплетен. Но путь к бедной части деревни у меня всё равно занял довольно много времени и, когда я постучала в первую полуразрушенную дверь, к тому времени я была полностью опустошена.
Я вручила беднякам нашей деревни маленькие мешочки золота и серебра и они не задавали вопросов, получая их. Одни пытались отказаться, другие меня не узнавали, но, в любом случае, я оставляла деньги. Это меньшее, что я могла сделать.
На обратной дороге к отцовской усадьбе, я прошла мимо Томаса Мандри и его приспешников, скрывающихся за деревенским фонтаном, они говорили о каком-то доме, на прошлой неделе сгоревшем дотла вместе с живущей в нём семьёй внутри, и о том, что грабить там нечего. Он окинул меня слишком долгим взглядом, пройдясь по фигуре и с усмешкой, которой он сотни раз одаривал деревенских девушек. Почему Нэста передумала? Я всего лишь пристально на него посмотрела и пошла дальше.
Я почти вышла из городка, когда над каменными стенами вспорхнул женский смех, а, повернув за угол, я лицом к лицу столкнулась с Айзеком Хейлом — и красивой, полненькой молодой женщиной, которая могла быть только его новой женой. Они шли под руку, оба улыбаясь — и оба словно светились изнутри.
Его улыбка дрогнула, едва он заметил меня.
Человек — он выглядел так по-человечески, долговязый и с простой красотой, но та улыбка, что была на его лице мгновение назад, превращала его в нечто большее.
Взгляд его жены метался между нами, возможно, немного нервно. Будто что бы она к нему не испытывала — любовь, сияние которой я уже заметила — было ей столь в новинку и неожиданно, что она всё ещё беспокоилась, что чувства исчезнут. Айзек осторожно склонил голову в знак приветствия. Он был мальчиком, когда я уходила, а сейчас этот человек передо мной… из-за чего бы ни расцвела его жена, что бы между ними ни было, это сделало из него мужчину.
Ничего — ничего не шевельнулось ни в груди, ни в душе, я испытывала к нему только расплывчатое чувство благодарности.
Ещё несколько шагов навстречу друг другу. Я широко улыбнулась ему, им обоим, и склонила голову, всем сердцем желая им добра.
* * *Бал, организованный отцом в мою честь, должен был состояться через два дня, а дом уже был полон бурной деятельности. Огромные деньги выбрасывались на вещи, о которых мы никогда не мечтали снова, даже на мгновение. Я бы умоляла его не устраивать приём, но Элейн взяла на себя ответственность за всё планирование и найти для меня платье в последний момент и… это будет только на один вечер. Вечер, на протяжении которого придётся вытерпеть людей, избегавших нас и оставивших голодать годами.
Солнце клонилось к закату, когда я прервалась с работой на сегодняшний день: вскопала новый участок земли для следующего сада Элейн. Садовники немного испугались, что ещё одна из нас взялась за их работу — и будто скоро мы перестанем нуждаться в их услугах и избавимся от них. Я успокоила их, что у меня нет склонности к садовничеству, и я просто хочу чем-то занять свой день.
Но я так и не знала, чем занять неделю, месяц, или что я буду делать после. Если за стеной действительно вспышка болезни, если эта женщина Амаранта отправит своих существ воспользоваться этим… Было трудно не обращать внимания на тень в моём сердце, на тень, преследующую каждый мой шаг. Я не чувствовала тяги к рисованию с тех пор как приехала — и та часть внутри меня, откуда шли краски, формы и цвета, она замерла, затихла и потускнела. Скоро — говорила я себе. Скоро я куплю немного красок и начну снова.
Я воткнула лопату в землю и оперлась на неё ногой, чтобы отдохнуть минутку. Наверно, садовники были в ужасе от туники и брюк, которые я раздобыла. Один из них даже бросился принести мне одну из тех больших и гибких шляп, что носит Элейн. Я надела её только ради них; моя кожа давно загорела и покрылась веснушками за месяцы прогулок по землям Весеннего Двора.
Держась за черенок лопаты, я посмотрела на свои руки. Мозолистые, испещрённые царапинами и с дужками грязи под ногтями. Безусловно, все будут в ужасе, увидев меня ещё и заляпанной красками.
— Даже отмыв их, ты ничего не скроешь, — раздался за спиной голос Нэсты, она подошла ближе от того дерева, под которым любила сидеть. — Чтобы вписаться, тебе придётся надеть перчатки и никогда больше их не снимать.
Она была в простом нежно-лавандовом муслиновом платье, её наполовину подобранные вверх волосы сзади ниспадали золотисто-каштановыми волнами. Прекрасная и властная, она по-прежнему выглядела подобно одной из Высших Фэ.
— Может быть, я не хочу вписываться в твои социальные круги, — бросила я, повернувшись обратно к лопате.
