Галина Гончарова - Интриги королевского двора
Нет, вслух ничего не говорилось. Но мимика, движения, интонация — часто это говорит о человеке больше, чем он сам того желает.
Поэтому Лейс потихонечку устранялся от дел, благо скопил более чем достаточно, и намеревался уйти на покой. Не юноша уже, за сорок перевалило…
Все изменилось в Иртоне.
Лейс помнил свои ожидания — развалины, истеричная хозяйка, тоска и скука…
И как же это отличалось от реальности?
Развалины ремонтировались. Тоска и скука удрали еще до начала ремонта. А хозяйка замка…
В детстве Лейс любил сказки. И иногда ему казалось, что именно такой должна быть сказочная принцесса. Доброй, умной, веселой, все понимающей и никогда не опускающей руки. В его жизни вот такой девушки не нашлось.
А Джерисону Иртону и тут повезло. Непонятно только, почему он так отзывался о жене? Не на людях, конечно. Но если бы вы знали, сколько слышат слуги… И как они любят сплетничать о своих хозяевах…
Лейс еще поразбирался бы в своих ощущениях, но не успел. Покушение произошло в первую же ночь. И мужчина ощутил себя…
Дураком? Виноватым?
Да, наверное, и то и другое… Он почти двадцать лет служил Иртонам — и тут вдруг такое. Сам привез убийцу к графине! От такого позора только на меч бросаться!
Лейс и об этом подумывал. Но Лилиан Иртон не винила его. Уж это-то он видел. Пыталась обвинять, но не винила.
Зато предложила способ искупления. И Лейс решил не противиться судьбе.
Графиня Иртон в отсутствие супруга имеет право распоряжаться его людьми. Если граф не отдавал противоположного распоряжения.
А он отдавал? Нет. Вот и чудненько.
Разговоры о графине к делу не пришьешь. Мало ли кто. Мало ли о чем сплетничают.
А в реальности — милая умная женщина. Звание капитана замка пожаловала, делами нагрузила, деньгами жалует, за стол зовет, как равного… Вот! Вот оно — главное звено цепочки.
Лилиан Иртон относилась равно доброжелательно и к нему и к эввирам, и к вирманам. Она никого не выделяла, но все живущие в замке ощущали ее заботу и участие. И Лейс не стал исключением.
Ему было хорошо в Иртоне…
Хотя, а при чем тут Иртон? Без графини это просто куча камней в захолустье. Лилиан Иртон вдохнула в него жизнь. И в замок, и в Лейса. И мужчина собирался делать то, что умел лучше всего.
Служить.
Служить человеку, который оценит его по достоинству. Как графиня. Не будет унижать, показывая свою снисходительность. Не будет цедить приказы свысока, а то и вовсе передавать их через управляющего. Нет… Этого Лейс накушался с избытком.
Он не был слепым. И понимал, что между графом и графиней наверняка будет столкновение. Примет ли граф свою жену такой?
Неизвестно.
А вот какую сторону примет сам Лейс?
Иногда мужчине казалось, что он уже знает.
Ладно… чего он тут замечтался? Надо и остальные караулы проверить…
И намекнуть ребятам насчет ханганов. Пусть тщательнее приглядывают. Кто их знает, чужаков…
Боль.
Она в очередной раз пронизывает все тело. И привычно растворяется в области живота. Уже привычно… Он успел притерпеться к ней, как к старой знакомой. И иногда даже радуется ее приходу.
Он жив.
Если ему больно — он еще жив!
А умирать не надо. Нет, ему еще рано умирать.
Почему? Он уже не помнил.
Все растворялось в боли и слабости, тонули в красноватом тумане мысли, стучали в висках железные молоты… забытье прерывалось судорогами рвоты — и опять пустота.
Юноша не знал, что часть пути его старались держать на снотворных и обезболивающих, опасаясь, что иначе он не перенесет дороги. Это было дело лекарей.
А он выпивал очередной горький настой и погружался в видения. Там он был здоров.
Во имя Звездной Кобылицы, как же мало мы ценим ее самый великий дар — наше здоровье?! Почему мы понимаем это, только утратив его?
Амир понял слишком поздно.
Болезнь подкралась незаметно. Словно бы исподволь, змеей вползла во сне в его горло.
Он боролся с ней, сколько мог. Смирял приступы слабости и тошноты. Превозмогал себя… Пока однажды его не вывернуло наизнанку на глазах у отца.
Сначала отец не обеспокоился. Но когда состояние наследника начало ухудшаться…
За эти полгода кто только не перебывал у его постели. Докторусы, травники, знахари…
Травяные отвары, прочистительные клистиры, кровопускания…
Лучше не становилось. Становилось только хуже.
Его окуривали благовонными дымами, о нем молились в храмах… но все было напрасно.
Единственный, кого он запомнил из всей плеяды докторусов, был Тахир Джиаман дин Дашшар. Который пришел и честно сказал: «Принц, я не знаю, чем вас можно вылечить».
Амир тогда был в одном из немногих просветлений, поэтому хорошо помнил печальные глаза лекаря.
— Я прожил много лет, но есть что-то, чего и я не знаю…
— Я умру?
— Не знаю, господин.
— Тогда тебе надо уходить.
Тахир пожал плечами:
— Я думал об этом. Но я стар и много прожил…
— Мой отец возьмет твою жизнь. А я не хочу. — Приступ боли согнул юношу, но он был только рад этому. Боль проясняла разум. — Ты единственный, у кого хватило смелости сказать мне правду.
Тахир смотрел тоскливо и безнадежно. Он дрался бы до конца — но как? И с чем?
— Если бы я мог — я бы отдал свою жизнь вместо вашей.
— Ты не можешь. А я… Сейчас ты напишешь приказ. Я приложу печать. И тебя выпустят из города. Уплывай из Ханганата. Так надо… пусть хотя бы один из нас останется жив…
И второе просветление, за которое он цеплялся что есть силы.
Ему стало немного легче. Его поили молоком, купали в воде со странным запахом, а потом пришел отец. Сел рядом на кровать, погладил по волосам.
Рабы выскользнули за дверь, оставляя повелителя наедине с сыном.
— Амир, ты умираешь.
— Я знаю, отец.
— Мне написал Тахир Джиаман дин Дашшар.
— Да, отец.
— Я знаю, ты отпустил его. Почему?
— Он тоже знал, что я умираю. И… не лгал мне.
— Вот, значит, как… Я не противился тогда. И не стал ловить его. И преследовать тех, кто ему помог. Как оказалось — не зря.
Вспыхнувшая надежда отозвалась острой болью. Но к боли юноша давно притерпелся.
— Отец?
— Он пишет, что тебе дают яд. Он не знает как, но знает человека, который распознал отраву с его слов и может тебя вылечить.
— Так пусть…
— Это — женщина. Ативернская графиня Иртон. Я расспросил людей. И она действительно творит чудеса. Но сюда я ее вызвать не могу. Пока я спишусь с Эдоардом, пока он напишет ей, пока она приедет…
Юноша кивнул. Полгода. Минимум. Он столько не протянет. Докторусы давали ему месяца три. Максимум.
