Стивен Эриксон - Полуночный Прилив
В сердце шептала… вина, дух с призрачным голосом, он рос, превращался в чудище, вонзал острые когти, пока душа не застонала. Пронзительный стон, который слышал лишь Тралл; но этот звук грозил свести его с ума.
И над всем этим еще более глубокое чувство, растущая пустота. Потеря брата. Лицо, которое никогда больше не озарится улыбкой, голос, который больше не прозвучит. Громоздящимся слоям жестокой и тяжелой утраты не виделось конца.
Он помог Фиру завернуть тело и меч в просмоленную парусину, как бы с расстояния слыша причитания Мидика, заклинания Бинадаса, который осматривал раны и вливал в них Эмурланн, ускоряя заживление. Когда тугие складки ткани закрыли лицо Рулада, дыхание Тралла прервалось, он отпрянул.
Фир потуже затягивал ремни на этом саване. — Готово, — пробормотал он. — Со смертью не поборешься, брат. Она приходит всегда, смеясь над любым убежищем, над любой дерзкой попыткой бегства. Смерть — это тень каждого смертного, истинная тень, а время — ее слуга, медленно протягивающий тень, пока все, что лежало впереди, не окажется позади.
— Ты назвал его героем.
— Да, и это не пустые слова. Он стоял на другой стороне насыпи, потому мы его не видели, и заметил, как Жекки стараются тайком вытащить меч.
Тралл уставился на него.
— Мне тоже нужны были ответы, брат. Он убил двоих на той стороне холма, но потерял свое оружие. Думаю, приближались другие враги, и Рулад решил, что шансов нет. Жекки хотели меч. Они готовы были его убить за меч. Тралл, все кончено. Он умер омытым кровью, храбрецом. Я сам нашел трупы на той стороне, прежде чем вернулся к вам.
«Все мои сомнения… яд подозрительности, все его поганые оттенки — возьми меня Дочь Сумерек, я выпил чашу до дна».
— Тралл, нам нужен ты и твое мастерство с копьем. Пойдешь позади, — сказал Фир. — Бинадас и Рулад будут на санях, Зерадас и я их потащим. Мидик пойдет впереди.
Тралл удивленно заморгал: — Бинадас не может идти?
— Бедро сломано, у него нет сил, чтобы исцелиться.
Тралл выпрямил спину: — Думаешь, они будут преследовать?
— Да, — ответил Фир.
Отступление началось. Над головами сомкнулась тьма, поднялся ветер, вздымая тонкий снег, пока небо не стало казаться серым и низким. Температура все падала, словно намереваясь их заморозить; вскоре даже меха не спасали от холода.
Щадивший раненую ногу Тралл ковылял в двадцати шагах за волокушами — их с трудом можно было разглядеть сквозь взметенный ветром снег. Леденящее кровь копье крепко сжато в руках — это он проверял очень часто, потому что пальцы онемели. Но оружие не вдохновляло. Враги могли находиться совсем рядом, сразу за пеленой снега, ступать во тьме, готовя мгновенное нападение.
Ему могло не хватить времени для ответа; крики и предупреждения об опасности унесет ветер, и товарищи не услышат ничего. Как и не вернутся за трупом. Дар необходимо доставить.
Тралл спешил вперед, постоянно оглядываясь по сторонам, иногда назад, но не видел ничего, кроме белесого сумрака. Ритмические уколы боли в ноге прорывались сквозь растущее, невыносимое утомление; смертельная слабость просачивалась под меха, заставляла дрожать и спотыкаться.
Приход дня угадывался лишь по медленному, неохотному отступлению всепроникающей темноты — не было ни просвета в жестокой метели, ни уменьшения мороза. Тралл сдался. Бдительность стала невозможной, он просто ковылял. Один шаг, другой… Покрытые льдом мокасины — до них сузился круг его зрения. Руки стали странно теплыми под рукавицами — отдаленное тепло, разливавшееся над запястьями. Оно почему-то беспокоило его.
Голод стихал, как и боль в ноге.
Укус тревоги. Тралл огляделся.
Саней видно не было. Он вдохнул кусачий воздух, замедлил шаг, мигнул, стараясь избавиться от кристалликов льда на ресницах. Мутный свет угасал. Он прошагал весь день, бездумно, как камень. Приближалась следующая ночь. И он…
Тралл бросил копье. Закричал от боли, задергал руками, стараясь закачать кровь в холодные, тугие мышцы. Стал складывать пальцы в кулаки, не снимая рукавиц — и был испуган невозможностью столь простого действия. Тепло быстро перешло в жар, и пальцы словно ожгло огнем. Он сражался со страданием, колотя себя кулаками по бедрам, сопротивляясь волнам палящей боли.
Вокруг была белизна, будто физический мир стерт снегом и ветром, опрокинулся в забвение. В голове зашептал ужас: он ощутил, что не один здесь.
Тралл подхватил копье. Огляделся. Снег везде. Одно направление казалось более темным — вероятно, восток — и он понял, что двигался на запад. Вслед невидимому солнцу. Теперь же решил повернуть к югу.
Пока преследователям не надоела игра.
Он двинулся в путь.
Сотня шагов. Тралл оглянулся, увидел, как из метели показались два волка. Он рывком повернулся. Звери снова пропали.
Застучало сердце. Тралл вытащил меч и воткнул в твердый наст перед собой. Затем прошел шесть шагов и поднял копье.
На этот раз они сразу ринулись в атаку.
Он успел упереть тыльную часть копья в землю и присесть. Первый волк прыгнул, и острие копья ударило его прямо в центр грудины. Кость и черное дерево сломались одновременно, и в Тралла словно булыжник ударил. Он упал назад, ударился левым плечом в землю и покатился, подняв тучу снега. Мельком увидел левое предплечье, из которого торчали черные щепки и текла кровь. Движение остановил меч.
Тралл уцепился за него и начал подниматься, оглядываясь.
Куча белого меха, темные десны, широко раскрытые челюсти.
Зарычав, Тралл косо махнул мечом, упав от отчаянного движения.
Железное лезвие заскрежетало по костям — один раз, другой.
Волк упал сверху. Его лапы были почти отсечены, из ран текла кровь.
Зубы бешено залязгали по стали меча.
Тралл пинками скинул тушу, вытащил меч из пасти волка. Кровь хлынула из глотки потоком, язык выпал, лизнув иней на нижней челюсти. Волк задергался, упрямо сопротивляясь смерти. Тралл встал на четвереньки, подобрался к зверю и вонзил кончик меча в шею.
Волк закашлял, забил задними ногами, будто стараясь убежать, и недвижно замер на красном снегу.
Тралл отпрянул. Увидел первого зверя, лежавшего там, где сломавшееся копье украло его жизнь. За ним были трое Жекков, которые мигом скрылись в белизне метели.
По левой руке Тралла текла кровь, заполняла рукавицу. Он поднял руку и покрепче прижал к животу. Осколки дерева подождут. Тяжело дыша, он опустил меч и стал обматывать предплечье ремнями. Затем поднял меч и пустился в путь.
Забвение со всех сторон. В нем могли процветать кошмары, внезапно и беспрепятственно нападать, едва пораженный страхом разум успевал придать им форму; один за другим, бесконечная последовательность, пока смерть не заберет его — пока белизна не сокроется из глаз.
