Ренди. Жизнь вне времени - Викторова Марина
– Мне кажется, что Ренди все же обладал сверхъестественными способностями.
– Он никогда открыто не подтверждал их наличие, но и не отрицал. На выходных после Дня святого Валентина произошло событие, полностью убедившее меня в чувствах Ренди. Помню, мы шли по городу, и тут, откуда ни возьмись, выскочила дворняга и стала лаять. «Хочешь, я ее убью?» – спросил Ренди. Движимый своей фобией, я ответил: «Да». Мгновенно собака упала и сдохла. Дальше мы шли в полном молчании. Я чувствовал одновременно восторг, эйфорию и восхищение с ноткой страха. Впервые моя просьба была выполнена без оценки, вопросов или советов. Другие доказательства любви мне были не нужны.
– Признаюсь, Георгий, я завидую вам, – сказала София. – Мне доводилось любить только безответно; те чувства были подобны оазису, который за одну ночь вырос посреди пустыни. Я, как хороший садовник, делала все возможное и невозможное, чтобы сохранить многообразие жизни, но в отсутствие дождей, то есть ответных чувств, оазис был обречен на медленную смерть. Поняв это, я сама с корнем вырвала деревья и кустарники, а потом передушила райских птиц.
– Безответная любовь выжигает все внутри, – подтвердил Джерри, – но она же дает силы.
– Верно, – согласилась София, – я стала намного трезвее смотреть на мир и поняла, что чем меньше глубоких эмоций испытываешь, тем проще живется.
– Помните мою племянницу Киру? В свое время она рассуждала точно так же, как и вы.
– Расскажите о ней. – София включила диктофон.
– Для меня, – начал писатель, – Кира была как хрупкая птичка, вырванная из родной среды и вынужденная приспосабливаться к бесконечной зиме; она адаптировалась к суровым условиям интересным способом, но обо всем по порядку.
Глава 15
Желание Киры
Мой первый отпуск в новом году по иронии судьбы совпал со школьными весенними каникулами. Узнав, что я свободен, племянница сразу попросилась в гости, а я не смог отказать. Периодически Кира звонила, рассказывала о своей жизни, которая, по моему мнению, напоминала войну на два фронта: с одной стороны – родители, с другой – школа. Каждая тройка в их семье становилась предметом разборок с неизменным криком и руганью. Более того, Люба могла вспоминать любую оплошность дочери месяцами, вне зависимости от того, был проступок исправлен или нет. Кира была для нее то слишком резкой, то слишком послушной. В разговорах со мной племянница сравнивала свою мать с минным полем: заряжена на поражение, а где рванет – непонятно. В спорах Люба часто приводила аргументы в стиле «я из-за тебя ночей не спала», хотя количество ночей, которые Кира из-за нее плакала в подушку, явно было больше.
Меня воспитывали с мыслью, что ударить женщину может только полный дегенерат-импотент, но, признаюсь, мне периодически хотелось дать Любе пощечину со всего размаха, а потом запихать ей в рот кляп, чтобы она наконец перестала фонтанировать раздражением. Кроме громкой брани в арсенал Любы входила обида: если ор не срабатывал, она делала лицо великомученицы, демонстративно уходила в себя, а на любой вопрос отвечала коротко и раздраженно. Такое поведение продолжалось до тех пор, пока окружающие не начинали прыгать вокруг нее, пытаясь хоть как-то искупить вину перед Миссис Уксус. Неделя, месяц, полгода – у Любы были железные нервы, а перемолчать ее мог разве что покойник. Когда Валера и Кира уже были готовы сделать все что угодно, Люба великодушно их прощала, чтобы тут же взорваться по выдуманному ее неисчерпаемой фантазией поводу.
Возможно, я кажусь категоричным. Наверняка у Любы было тяжелое детство (куда же без него?), но, на мой взгляд, никакая личная трагедия не дает права отравлять жизнь близких. Мне часто случалось видеть жертв, подобных Любе: все они пережили страшное несчастье или были больны, но при каждом удобном случае такая побитая жизнью жертва преображалась в тирана-преследователя, играя на сочувствии окружающих или чувстве вины, а свою трагедию преподносила, как джокер, при любой попытке критики.
Отношения Любы и моего двоюродного брата Валеры давно трещали по швам. В январе, сразу после праздников, он, наплевав на ипотеку, ушел жить на съемную квартиру, но на развод официально не подал, из-за чего у меня сложилось впечатление, что ему нравятся психологические игры в стиле садо-мазо. Удивительно, но изводившая Киру напряженность в семье почти не трогала ее младшего брата; истеричный, капризный, он мог орать еще громче своих родителей, не испытывая при этом чувства вины. Правильно говорят, что дети – чистые листы, только бумага разная.
В первый день школьных каникул я, предварительно договорившись с Любой по телефону, заехал к ним домой, чтобы забрать племянницу. Зайдя в квартиру, я поразился царившей в их доме больничной чистоте, за нарушение которой Люба казнила без суда и следствия. Для детей пролить что-нибудь было еще более страшным преступлением, чем плохая оценка. Осторожно встав на коврик у двери, я не решился проходить дальше, чувствуя себя микробом. Люба встретила меня в своем любимом домашнем халате, которому было больше лет, чем ей самой. Ее волосы были наспех собраны в пучок, а на лице застыло выражение вселенской усталости.
– Привет, Джерри, – поздоровалась моя двоюродная невестка. – Неужели ты все-таки решил почтить нас своим присутствием?
– Кира готова? – Я старался не замечать обвиняющие нотки в ее голосе.
– Кира! – позвала Люба. – Ты в этом веке соберешься или нет?!
Из дальней комнаты мигом выскочила моя испуганная племянница с рюкзаком.
– Где Антошка? – поинтересовался я, чтобы разрядить обстановку.
– У бабушки, – бросила Люба, – отдохну хоть немного. Сил уже нет терпеть!
«Как будто ты когда-то что-то терпела», – мысленно прокомментировал я.
– Ничего не забыла?! – рявкнула Люба, строго посмотрев на дочь.
– Нет, – поспешила ответить Кира.
– Ладно, смотри. – В голосе Любы слышалась угроза.
– Пойдем. – Я взял рюкзак племянницы, и, простившись с ее матерью, мы направились к машине.
– Не переживай, – я решил подбодрить Киру, – если что-то забыла, просто купим. По дороге зайдем в Subway, перекусим, а то у меня холодильник пустой. А еще я недавно приобрел приставку, новый Playstation. Приедем – будем играть!
– Хорошо. – На бледном лице Киры появилась едва заметная улыбка.
После кафе мы немного погуляли, а потом поехали ко мне. Ближе к вечеру к нам присоединился Ренди. Кира сразу его узнала и после дежурных приветствий неожиданно задала вопрос:
– Ты действительно исполняешь желания?
– Да, если они меня заинтересуют, – последовал четкий ответ.
– Только взрослых или детей тоже? – снова спросила Кира.
– Обычно желания детей примитивны, – рассуждал Ренди. – Например, мир во всем мире или «пусть моя мама/бабушка/папа перестанет болеть». Детьми движет доброта, но благотворительность не по моей части. Бывают и мелочные просьбы, вроде «пусть в меня влюбится мальчик с третьей парты». Такая ерунда не стоит внимания.
– У меня другое желание, – настаивала Кира. – Можешь сделать так, чтобы из всех чувств у меня осталось только чувство долга.
– Неожиданно! – Теперь в глазах Ренди читался явный интерес. – Зачем тебе это?
– Хочу стать как робот и ничего не чувствовать, ни гнева, ни грусти, ни вины. Однако я не хочу превращаться в сволочь, поэтому пусть чувство долга останется, – объяснила моя племянница.
– А как насчет радости, любви, нежности? – предупредил Ренди. – Вместе с «плохими» эмоциями исчезнут и «хорошие».
– Ну и пусть! – уверенно произнесла Кира. – Редкие просветы не стоят того, чтобы все это терпеть.
– Сейчас ты вымотана, – вмешался я, – но детство рано или поздно закончится, а такое желание уже не отменить.
– Когда оно закончится?! – Голос девочки звучал обреченно. – Допустим, после школы я поступлю в институт, потом пойду работать. Когда я смогу зарабатывать достаточно, чтобы жить отдельно? Можно, конечно, учиться и работать, но такого дикого темпа я не выдержу, потому что постоянно болею.
