J.M. - Убийца теней
Зря он запер за собой только дверь подсобного дома, но не библиотеки. Хотя - почему же зря? Разве он не хозяин здесь? Даже если кому-то вздумалось засидеться в подсобном доме и среди ночи шататься по коридорам, даже если этот кто-то застанет его тут, опасаться нечего. Первый священник Лоретта не будет прятаться, как вор. Он делает правильное и праведное дело.
***
Ступенька лестницы скрипнула, Лорк и Ярла замерли, прижавшись к стене. Но это была лишняя предосторожность. Какая разница, обнаружит их присутствие Воллет чуть раньше или позже? Ярла приготовилась, сжала в кулаке кристалл, в очередной раз ощутив исходящий от него жар. Но гроза делала свое дело - видимо, Воллет не услышал постороннего звука.
В том, что в библиотеке они найдут Воллета, Ярла уже не сомневалась. Воздушный дух мелькнул и исчез, стоит ли ему верить?.. Но Ярла верила. Раз уж Лоурел считает Талвеона другом, это что-то да значит. Немало значит. Ошибочный путь сильф указать не мог.
Кивнув Лорку, она двинулась дальше, оставляя позади последние ступени.
В воздухе ясно чувствовался какой-то горький запах, и во внешнем зале библиотеки он сделался еще отчетливее. Пахло сгоревшей бумагой.
Теперь медлить и осторожничать уже не только ни к чему, но и нельзя. Стремительно преодолев первый зал библиотеки, пустой, они вбежали во второй. Но все-таки мгновение-другое между моментом их появлением и тем, когда Ярла изо всех сил швырнула об пол кристалл-ловец, прошло. И в эти мгновения Воллет обернулся к Ярле и Лорку, выдохнул "Ты!..", имея в виду не то его, не то ее. А потом глянул на пол, на взвившийся маленький фейерверк осколков и брызнувшие во все стороны красные лучи.
"Я не спросил ее, как это будет, - мелькнуло в голове Лорка. - Может, это опасно, и меньше всего надо бы находиться рядом с этим ларвом, которого выпустили на свободу... Но теперь в любом случае поздно".
Ярла потянула Лорка за рукав во внешний зал, но это не было свидетельство смертельной опасности, приказ спасаться, бежать. Им нужно остаться здесь, чтобы видеть, чем все закончится. Ярла рассчитывала, что ларва будет занимать один лишь его бывший хозяин, с которым его невольно столкнули. Это столкновение, которого он сам постарался бы во что бы то ни стало избежать, для него - вопрос существования или несуществования. Посторонним свидетелям можно не опасаться... какое-то время. Но лук из-за спины и стрелу из колчана Ярла на всякий случай вытащила.
Красное свечение обрело форму фигуры, которая с каждым мгновением становилась все отчетливее. Для всех, не только для Ярлы, зверь был видим - теперь он не мог скрыться в невидимости. Это тоже следствие присутствия его бывшего хозяина.
Ларв был в своем истинном виде - оборотень, волк-медведь-человек, у которого все черты, и звериные, и человеческие, чрезмерно, до уродливости преувеличены. Воллет стоял не двигаясь и молча. Он не пытался поднять тревогу, что-то предпринять. Неразрывная связь, существующая между двумя этими созданиями, была ощутима для них обоих. Их словно окружила незримая, но нерушимая стена, они оказались в своем собственном мире, отдельном от остального, где были Ярла и Лорк, библиотека, гроза. В их мире жили только они двое. Это был мир... внутренний мир сознания Воллета, вынесенный вовне.
Между тенью и хозяином началось противостояние сродни тому, какое недавно пережила Ярла. Но в отличие от ее опыта, между зверем и его создателем применение обыкновенного оружия невозможно совсем. Здесь действует только воля, это поединок воль... точнее, одной воли в двух ее проявлениях.
Теперь Воллет уже не думает, что этот ларв послан Творцом мира, чтобы покарать лореттцев за их грехи. Увидев себя, нельзя себя не узнать - себя, или часть себя. Даже в таком обличии. Нельзя не захотеть перестать быть чудовищем... Весь вопрос в том, сможешь ли ты перестать им быть. Мало просто отрицать свое с ним единство. Мало такой борьбы - или же она вовсе не нужна, потому что только придаст ларву сил. Нужно захотеть измениться - и начать меняться. А для этого надо прежде всего перестать держаться за прихоти своего "я", превозносить "я", ставить его превыше всего. Я хочу, мое, я прав, я ненавижу... Вот от чего нужно отрекаться, а не от этого видимого зверя. Видимого, наоборот, надо принять, согласиться с его существованием и с тем, что порожден он именно тобой. Вот тогда появится шанс сделать его слабее... слабее - вплоть до полного исчезновения. Его и других, которые облаками вьются вокруг.
Это не раскаяние, вызванное страхом кары. Не такое раскаяние, которое требует прощения от других, но не меняет ничего. Это шаг к настоящим внутренним переменам, к переменам на деле, а не на словах. К поступкам, продиктованным не алчностью, не гневом, не себялюбием. К поступкам не ради собственного "я".
Отпустить пленника - чем не такой поступок?.. Вопреки своим темным страстям, своей выгоде вопреки.
Бесконечно долго длилась безмолвная и бездвижная борьба. Ярла, видя тени, плавающие рядом с Воллетом, почти не верила в ее благоприятный исход. Но внезапно лицо первого священника исказила гримаса, какая появляется на лицах людей, старающихся поднять или сдвинуть с места огромную тяжесть. Он сделал шаг, сокращая расстояние, разделяющее его и зверя, который стоял на двух ногах, но не по-человечески сгорбившись. И вдруг эта "нечеловечность" начала таять, испаряться из облика ларва. Он стал обретать человеческую внешность, распрямился, тяжелые вытянутые челюсти уменьшились, лоб стал выше - это была уже не звериная морда, а лицо, в котором явно читалось сходство с Воллетом.
Неужели это возможно? Неужели в этом человеке еще осталось достаточно человеческого, в нем, кто упивался чужой болью в тюремном подвале...
Сомнения Ярлы оказались не напрасны. Волю первого священника направляла только неимоверная гордость, нежелание видеть себя в чудовищном обличии - обычно отрицание. А истинное оружие, заключающееся в том чтобы смирить буйство собственного "я", было совсем слабо в его руках. Или - его не было вообще. И в следующее мгновение зверь снова начал становиться зверем. И человек начал становиться зверем. Да, именно так: лицо Воллета приобрело звериные черты, руки сделались похожими на когтистые лапы. А потом очертания его фигуры стали неясными, красное свечение стерло их - и эти красные лучи потекли к ларву. Воллет исчезал, его сущность растворялась в сущности зверя. Двое разделившихся стремились стать тем, чем и были - единым целым.
Но первый священник сделал еще одно волевое усилие, и красное свечение исчезло. Воллет возвратил себе человеческий облик. По его искаженному, покрытому потом лицу было видно, какого труда ему стоит сопротивляться притяжению зверя.
