Евгения Биткова - Гренадёры
Не спорю, современная медицина способна творить чудеса. Чего стоит пластическая хирургия, превращающая захудалых кикимор в сногсшибательных красавиц; были бы деньги, а все остальное пришьем и отрежем. Надо заметить, конкуренция сильно ударила по заработной плате магов. Омолаживающие зелья и заклинания перестали пользоваться прежним бешеным спросом. Зачем тратиться на сомнительную жидкость в пузыречке, не гарантирующую тебе ожидаемого эффекта, если можно просто лечь на операционный стол? В случае неудачи хирурга и засудить намного легче. Мага еще поди отыщи. Говорят, операции по смене пола тоже перестали быть редкостью. До чего дошла наука. Порой жуть берет.
Отмерев, я еще раз посмотрела на надпись на «ящике». Может, я адресом ошиблась? Ан нет: «Эбон Соверен. Покойся с миром». Адрес тот. Я снова уставилась в гроб. Возможно, процесс разложения так подействовал на тело? Но оно довольно свеженькое, всего пару дней назад похороненное. Как ни крути, тело в гробу ну никак не может быть господином Совереном, наверное.
— Кхе-кхе. Господин Соверен, должна вам сказать, для своих шестидесяти вы выглядите просто отменно! — выдохнула я, глядя на миловидную блондинку в белоснежном кружевном платье. Девушке было не больше двадцати.
— Ну, как твой поход на кладбище? — радостно поинтересовалась Жюли с другого конца трубки.
— Можно сказать, очень плодотворно. Я под впечатлением. Под глубоким.
— Вот оно как. А как нос? Не болит?
— Нет, я уже про него забыла. — Я внезапно опомнилась: — Жюли, откуда ты знаешь про нос?
— Но он ведь у тебя есть, верно? Решила поинтересоваться его самочувствием, а то вдруг болит? Ладно, не будем о носах, даю братишку.
— Погоди… — запротестовала я, но трубку уже передали.
— Да, что там у тебя с носом? — озадаченно спросил Ким, слыша наш разговор.
— На месте он. Я только удивилась, откуда… Неважно, ты, наверное, не знаешь.
— Не знаю чего? Ох, одна с тобой головная боль. Была на кладбище?
— Была. Ким, у меня, конечно, бывают проблемы с анатомией и с биологией. Но мужчину от женщины я в большинстве случаев отличаю. Вот скажи, господин Соверен мужского пола?
— Мужского, если мы будем верить его медкарточке.
— Тогда почему в гробу лежит женское?
— Там женщина?
— Точнее, девушка лет примерно двадцати.
— Ты гробом случайно не ошиблась? — с сомнением спросил друг.
— Нет! Я несколько раз перепроверила! И крышку два раза закрывала и открывала, вдруг почудилось!
— И?
— Не почудилось! Труп как был, так и лежит, и совсем не тот! Ким, я не понимаю, что все это значит?
— Это значит, что тут дело нечистое. Сдается мне, пропажа документов на владение фабрикой и твой труп…
— Не мой!
— Не твой, не твой. Не ори. Все связано между собой.
— И каким таким волшебным образом?
— Каким, тебе и предстоит выяснить.
— Почему мне?
— Есть еще претенденты?
— Нет. И что мне делать с трупом?
— Ничего не делать. Пусть себе лежит. Нам он не мешает. Сделай ты вот что: сходи к местному гробовщику.
— Зачем?
— Гроб себе заказать. Честное слово, включай мозги. Кто-то похоронил девушку, так?
— Так.
— Кто у нас занимается похоронами?
— Конкретно у нас?
— Конкретно у вас. Не тупи.
— Гробовщик?
— Да, гробовщик. Замечательно. Он должен быть в курсе, кого хоронит. Сходи и прижми его к стенке. Как выяснишь, звони мне, понятно?
— Понятно. — Я повесила трубку. Еще одно милое место.
— К гробовщику! Оу!
Бум!
— Ландыш, я же просила!
— Похоронное бюро «Закопайка», — прочла я надпись на вывеске. — Миленькое названьице. А тому, кого устраивает «сжигайка», как быть?
Стоило мне только ступить за порог, как черная тень вместе с какой-то желтой лентой стала кружить вокруг меня.
— Стойте, стойте так, так. Ага, метр шестьдесят… четыре. Надо записать. — Тень удалилась за стол.
— Простите, я вообще-то гроб не собираюсь покупать, — смутившись, пояснила я.
— Понимаю, это на будущее. Так чем могу помочь госпоже гренадеру?
Молодой человек, облаченный в смоляной костюм, с любопытством смотрел на меня. Каштановые волосы волнами спадали на его плечи, на шее небрежно был накинут желтый портновский метр. Жизнерадостное выражение лица и живые глаза противоречиво вязались с его специфичной работой.
— Друг сказал прижать вас к стенке, — честно сообщила я.
— У него был некачественный гроб или похороны прошли не так, как планировалось? — серьезно спросил гробовщик.
— Нет, проблема не в этом. Он жив.
— Жизнь — проблема многих, — понимающе кивнул он. Я почувствовала, что начинаю терять нить разговора.
— Нет, не то. Вы хоронили два дня назад господина Соверена?
— Я. Большие были похороны, весь город стянулся. А сколько цветов! Последний праздник жизни прошел на славу, господин Соверен не может пожаловаться.
— Еще как может, его-то не хоронили.
Молодой человек взглянул на меня испытующим взглядом. «Сейчас он начнет все отрицать», — подумала я, соображая, сколько времени мне потребуется, чтобы развязать ему язык, и какие для того понадобятся разрушения. Но ничего подобного. Гробовщик улыбнулся коварной улыбкой и заговорил:
— Так-так, вы всё знаете.
— Как раз ничего и не знаю. Поэтому пришла к вам для выяснения.
— Сожалею, но вряд ли я смогу вам много рассказать. Не потому, что не хочу, а потому, что сам мало знаю. Два дня назад ко мне пожаловал господин Тюдор.
— Адвокат? — удивилась я.
— Да, вы знакомы?
— Угу, во Вальтер порадуется, — потирая руки протянула я.
— Кто, простите?
— Неважно, продолжайте.
— Он сказал, нужно организовать похороны. Я не удивился, в конце концов, у нас здесь похоронное бюро, как-никак. Я лишь спросил, кто скончался, он ответил — господин Соверен. Это меня поразило, вы, должно быть, знаете, господин Соверен считался в Босвелле очень значимой фигурой, его кончина любого могла ошарашить. Господин Тюдор доверил мне все вопросы по поводу похорон, но с одним условием: гроб он предоставит сам. Интересное заявление, не правда ли? Меня такая деталь несколько озадачила. Фабрика Соверенов специализируется на работе по дереву; возможно, у господина Соверена был заготовлен гроб, сделанный на его фабрике по его пожеланиям, как знать? Я так решил, и, когда его увидел, мои предположения подтвердились. Но вот что интересно, — гробовщик сделал выжидательную паузу. — Господина Соверена хоронили в закрытом гробу.
— Закрытом?
