Мария Чурсина - Ранние рассветы
Альбина пожевала бескровными губами.
— Просто я решила уйти из института. Мне здесь не нравится. В смысле, я везде чужая.
Сладковатый запах стал сильнее. Маша покосилась на форточку — нет, закрыто. В мокрых от пота пальцах заскользил бок кружки. Маша решительно отставила кружку на стол и шагнула прочь.
— Не буду тебя отговаривать. Я вообще считаю, что нельзя навязывать людям своё мнение. Если ты решила уходить — то уходи. Ну а теперь извини, мне нужно ещё дописать отчёт.
Альбина кивнула, не оборачиваясь, как будто её приворожили подмигивающие огни многоэтажек. Где-то за кленовой рощей серебрилась ночная подсветка института.
Маша замерла на пороге с ощущением, будто забыла на подоконнике что-то очень важное, например, кусок отчёта. В задумчивости покусала ноготь на большом пальце.
— Альбина, а Ляля с Мартимером говорят, ты с ними не ходила на объект. Правда?
Халат закачался у неё на плечах, как, бывают, качаются флаги на мачтах военных крейсеров.
— А зачем мне с ними ходить? Я же решила уйти.
— Ну конечно-конечно, — глухо усмехнулась Горгулья.
На кафедре — в несообразно-длинной комнате, разделённой шкафами на три отдела — всегда говорили вполголоса. Потому что в третьем, самом крайнем отсеке, работал завкафедрой. Но сегодня Татьяна Альбертовна не стеснялась.
— Да, вот из-за таких мы и теряем бойцов. Именно из-за тех, кто только и жаждет, что драгоценного себя спасти.
В узком пространстве между шкафами зазвучали её шаги — как будто под звуки военного марша. Зашептали рядом осторожные шажочки Максима — тишайшего преподавателя ориентирования, которого по отчеству даже первокурсники не называли.
— Вы преувеличиваете. Ну всё же закончилось благополучно. Зачем снова ворошить прошлое?
— Я не ворошу прошлое, я собираюсь разобраться в ситуации, чтобы больше в подобные не попадать!
Снова шаги, снова шуршание бумаги. Из-за своего стола подал голос Леонор Итанович, полностью скрытый развесистым папоротником в горшке. Он обожал цветы, и методично превращал кафедру в отдел ботанического сада. И превратил бы окончательно, если бы не Горгулья.
— Вот в восьмидесятых я бывал в Полянске. Тогда ещё это была такая глушь, что даже автобусы не ходили. И вот как раз там произошёл интереснейший случай…
Громко хлопнули дверью. Закашлялся и замолчал Леонор Итанович. Миф вошёл на кафедру и бросил на стул дорожную сумку.
Весь пол здесь засидели разноцветные солнечные зайцы — под витражом в холле института Маша сама себе казалась разноцветной. Загорелые руки, и те сине-красные. У дверей с надписью «кафедра» ей только и оставалось, что снова и снова перелистывать отчёт.
— Знаешь, я всю ночь не спала. Учитывая ещё и то, что мы легли, когда уже светало… — У неё никак не выходило перестать тереть глаза.
Сабрина зевнула, закрываясь ладонью. Её лицо из-за витража казалось нездорово-зелёным. Маша поёрзала на подоконнике, с тоской глядя на кафедральные часы под потолком.
— Ночью приходила Альбина, сказала, что забирает документы из института.
— Правда? — восхитилась Сабрина. — Хоть одна хорошая новость.
Маша со скукой посмотрела в конец коридора, длинного, как тоннель в метро. Летом в институте было пусто, печально болталось у входа объявление со временем работы приёмной комиссии, праздно шатались туда-сюда преподаватели, по юности и неопытности не допущенные до полевой работы с курсантами.
У лестницы появился силуэт девушки в лёгком платье. Она приостановилась на секунду, потом махнула рукой.
— У вас тоже отчёт сегодня?
— Луиза! — Маша спрыгнула с подоконника так громко, что стало слышно в другом крыле.
Светловолосая очень бледная Луиза улыбнулась, подходя ближе. У неё была замечательная улыбка, как будто ярче вспыхивало пламя свечки.
Луиза училась в четвёртой группе. И практика у них проходила в стенах института, и, если совсем честно, о ней ходили истории похлеще, чем о лесных ведьмах. Никто, конечно, не стал бы расспрашивать напрямую, чем занимается четвёртая группа на своей кафедре, на нулевом этаже. Но Луиза Маше всегда нравилась — вот уж от кого не получишь тычка в спину.
Они постояли у витража, болтая о том, как надоели жара, суматоха и учёба. Голоса эхом отражались от стен и замирали под сводами института. Сабрина нарочито громко перелистывала страницы отчёта, по привычке нагнетая обстановку. И половина тем изошла на нет, когда Маша вдруг вспомнила:
— Слушай, ты же, кажется, хорошо знакома с третьей группой?
Луиза потеребила ленту, заменяющую пояс. Она имела привычку по-птичьи наклонять голову вбок, когда озадачивалась. В прозрачных глазах отражались солнечные зайчики.
— Да, я два месяца даже с ними училась.
— Вот скажи мне, что за случай с этой вашей Альбиной? Шуму на весь институт, а теперь она ещё и собралась окончательно уходить. Ты ведь наверняка слышала?
Сабрина рассержено шлёпнула отчётом по колену. Разговоры про несчастную девочку Альбину изрядно надоели всем в округе. Луиза же сделала большие глаза.
«Сейчас будет охать, мол, как же так, уйти после второго курса», — успела подумать Маша.
— Какая ещё Альбина? Не было такой. — выдала Луиза, истово морщась, как будто можно было вот так забыть человека. Как строчку в учебнике. Был он, и уже нет. Заснуть и уронить голову на расплывающиеся буквы.
До отчёта оставалось самое большее — минут пять, и почти все члены кафедры давно расселись в просторной аудитории. Маша знала, что он на кафедре остался один. А до этого она стояла, нервно щёлкая кнопкой на рубашке, подпирала стену, хотя Сабрина уже два раза выглядывала из аудитории и делала суровое лицо. Ожидание было невыносимо.
— Мифодий Кириллович! Миф…
Он обернулся — хмурый, как будто даже похудевший. Волосы, не собранные сегодня в хвост, уныло свисали на плечи. В руках — потрёпанная тетрадка, развёрнутая на середине. Дверь тяжело хлопнула у Маши за спиной.
— Что тебе, Орлова? Как вижу тебя, так нервно подскакиваю.
Ничего удивительного. До встречи с Луизой Маша и сама клялась никогда больше не заговаривать с Мифом. А теперь стояла, прижавшись спиной к двери кафедры. Справа — расписание, разукрашенное цветными маркерами, слева памятка «включить сигнализацию». Со шкафа свисали бледные плети традесканции.
— Извините. Я бы не стала к вам обращаться, но не могу справиться сама. Понимаете, со мной что-то происходит. Что-то плохое. Помогите.
Миф лениво перевёл взгляд на часы — уже без трёх минут. Выразительно глянул на Машу.
