Михаил Парфенов - Связанные паутиной
Доппельгангер не отставал. На них стали коситься остальные работники пантенариума.
– Чего тебе нужно, упырь? – тихо прошипела ведьма, утаскивая его в дальний угол комнаты.
– Соскучился.
– По ударам в спину? Я обижена! Проваливай!
– А как же наша любовь, как же дети? Они что же, без мамы останутся? – демонстративно громким голосом поинтересовался Призрак.
– Какие дети? Ты спятил?! Мне здесь еще работать. И парню, у которого ты украл внешность, кстати, тоже!
– Лиз, нужна помощь?
Рядом выросла знакомая фигура. Благородный спаситель Люциан – без плаща, зато со шпагой.
– Нет, Люси. Я просто… разговариваю с другом. Не волнуйся, – успокаивающе пояснила Сантера, ненароком вставая между мужчинами. Алкан, явно раздраженный возникшим защитником, едко поинтересовался:
– Лиззи, это что за чучело? Очередной кандидат на все видимые органы? Неужели я тебе надоел?
– Как вы смеете так нагло разговаривать со старшим по званию? – опешил юноша. – Убирайтесь, пока я вас не научил должным манерам.
– И не подумаю. Мне здесь очень нравится! – с вызовом ответил допель.
– Я могу просить вас не устраивать сцен на рабочем месте? – пришлось встрять ведьме. Строгий тон несколько охладил молодого лорда, и он отступил:
– Прошу меня простить. Я вел себя непозволительно в присутствии дамы. Но на ваш счет, уважаемый, я сделаю выговор.
– Страшный какой, – делано насупился Алкан, обнимая напряженную любовницу свободной рукой. Вид потерянного, сбившегося лейб-мастера, похоже, доставлял ему немало удовольствия.
– Вы… вы… такое отношение к девушке отвратительно! Отпустите госпожу специалиста!
– А ей нравится! Ведь так, милая?
Сантера ответила долгим прохладным взглядом. Сбросила нахально лапающую ее кисть, повернулась к Люциану:
– Спасибо, но я сама в состоянии защитить свою честь. Как сослуживец и боевой товарищ, прошу оставить это дело мне.
Произнесено было твердо и неумолимо. Люси неохотно покорился, процедив напоследок:
– Клянусь родовым именем, ваша дерзость не забудется!
Алкан шутливо поклонился молодому лорду, тем самым оставляя за ним право верить в опасность высокопарных слов.
– Теперь бедолаге точно несдобровать, – сокрушенно вздохнула «специалистка» по всякой нежити.
– Ты про этого надутого франта?
– Нет. Про владельца твоего лица. Удружил так удружил, не боишься столкнуться с ним в коридоре?
Он легкомысленно пожал плечами:
– Да кто ему поверит? Подумают, что заработался твой бедолага, отправят в дом Ласкового Наставления, пролечат, и будет как новенький.
– Приятного до обидного мало. Своим приходом ты портишь мне карму, концентрат кала в эффектной оболочке.
«Концентрат кала» тихо фыркнул:
– Долго выдумывала оскорбление?
– Экспромт, – лаконично ответила Сантера.
– Я на досуге обдумал твою просьбу…
– Противоестественный для тебя процесс.
– …и решил согласиться. – Он внимательно на нее взглянул, легонько боднул лбом. – Но ты должна объяснить – зачем тебе туда нужно? По рукам?
Размышлять долго не пришлось.
Отпросившись с работы пораньше, они поймали рикшу, который согласился довезти их до окраины города. На небе снова собирались густые косматые тучи. За время путешествия девушка успела придумать и рассказать столь необходимую доппельгангеру правду. Тот в свою очередь сделал вид, что поверил.
Ну и зачем, спрашивается, нужно было тратить драгоценное время?
Все-таки жизнь среди людей накладывала свой отпечаток. Нечисть начинала надевать на себя их шкуры и мыслить штампами чуждого общества. Иначе откуда бы появилось столь распространенное терзание в среде полукровок: «Я чудовище».
Не прав оказался сказавший: «Мы то, что мы едим». Вернее было бы: «Мы то, с кем живем».
Когда повозка остановилась, Призрак галантно подал ей руку, помогая сойти на землю. Дальше требовалось идти пешком. Сонливость боролась с азартом и явно проигрывала. Утоптанная в снегу тропка привела их к крупному поселению, где пришлось одолжить пару лохматых коняшек и проводника. Последний трындел без умолку:
– Ой, господа пригожие, зря все это затеяли. По округе волки ходют. Лютые! Намедни моего шурина сожрали, нечисти, не подавились же! А ведь на нем такая рубаха хорошая была, с вышивкой.
Не успев посочувствовать его горю, Сантера поперхнулась. Алкан игнорировал болтуна – его больше беспокоила конечная остановка. Многоликий нервничал, а от того с трудом контролировал свою способность. Один раз часть его лица изменилась и стала похожа на лик ведьмы, другая же осталась неизменна.
Проводник часто-часто заморгал и сотворил указательным и безымянным пальцами знак Охраны.
– Чего не привидится на этой проклятой земле. Мой дед вон грибы с человечьими ликами да баб голых и страшных с хвостами видел. Волки крупнее опять же. А все потому, что нас нелюди невзлюбили. Мы у них это место отобрали, – искренне поделился он. – Теперь пакостничают. Женщины гулящие дуреют, с ножами на мужей кидаются. У Жозьки дите по весне пропало. Так и не нашли.
– Часто у вас люди исчезают? – поинтересовалась девушка, подстегивая понурую кобылу.
– Бывает, что и исчезают. Да только сами или помог кто – не разобрать. Вам самим тут чегось надо? По делам али от молодецкой силы нерастраченной?
– Да вам бы в поэты, – восхитилась она.
Мужичок смутился от похвалы.
– Куда нам убогеньким. Так, сочиняем помаленьку. А вот место-то неприятное. Дальше я не пойду, не обессудьте. Опасно. Ежели живыми вернетесь, я вас чаем напою. Хорошим чаем, столичным.
Они спешились и распрощались. Призрак уверенно двинулся дальше, раздвигая широким охотничьим ножом колючие еловые ветви.
– Ты знаешь, куда идти? – осторожно спросила Сантера, боясь спугнуть его решимость.
– Знаю, помолчи.
За перевалом раздался угрожающий вой. Ему ответили с другой стороны тем же надрывным будоражащим звуком. Не удержавшись, ведьма запрокинула голову и скопировала его.
– Можешь не кривляться? Я пытаюсь сосредоточиться, – раздраженно попросил ее спутник.
– Прости. Не удержалась от искушения.
За тонкой полоской леса замаячили темные пятна. Вблизи стало понятно, что это обломки крупных обтесанных глыб. Башня. Вернее то, что от нее осталось.
Руины, бережно укутанные снегом. Пока она бегала между осколками Солнечной башни, доппельгангер стоял в сторонке, горбясь и нервно покусывая губу. Похоже, он уже жалел о своем благородном порыве. Стоило пообещать ему ночь плотских удовольствий в качестве утешения. Глядишь, и оттаял бы.