Алла Белолипецкая - Орден Сталина
Из-под свернутого светлого пальто, которое визитер перекинул через руку, на Филиппова глядело дуло револьвера.
– Не волнуйтесь, Михаил Михайлович, – с той же вкрадчивой интонацией произнес грузин, – я не причиню вам никакого вреда. Если, конечно, вы сами меня к этому не вынудите. Заходите в дом.
И они вдвоем вошли в лабораторию. Посетитель, не поворачиваясь спиной к Филиппову, на ощупь запер за собой дверь и бросил свое габардиновое пальто прямо на пол – хоть рядом находилась вешалка. На полное обозрение инженера предстал шестизарядный револьвер системы «Кольт».
Михаил Михайлович, не отрываясь, глядел на оружие и пытался понять: что нужно от него этому молодому грузину? Деньги? Но денег он дома не держит, он же не безумец. Все его сбережения хранятся в банке. Тогда что же? Неужто он узнал об этом?
И, будто отвечая на его мысли, желтоглазый брюнет проговорил:
– Мои товарищи сказали мне, что вы, Михаил Михайлович, сделали революционное открытие. И сообщили, что именно сегодня вы собираетесь испытать свое изобретение. Убежден, моё присутствие вам в этом не помешает.
– А, товарищи! – Филиппов выдохнул со злым облегчением. – Значит, они не довольствовались тем, что я им рассказал. Послали наблюдателя. Ну-ну… Что же, присутствуйте, смотрите – если не боитесь. Только уберите свой револьвер: если вы хоть раз выстрелите, здесь всё взлетит на воздух.
– Стрелять я не буду, – пообещал грузин, однако револьвер не убрал.
Филиппов поглядел на него иронически, покачал головой. Весь его страх прошел; глупо было бояться таких же болтунов-марксистов, каким был он сам.
– Раз уж вы вызвались ассистировать мне, то скажите хотя бы, как мне называть вас? – обратился он к посетителю.
– Зовите меня Коба, – ответил тот.
9
Михаил Михайлович с прежней ловкостью носился по лаборатории, избегания соударения с острыми углами столов и со своей алхимической посудой. Поначалу Коба водил дулом револьвера вослед его перемещениям, но потом ему это надоело, он сел на табурет и положил правую руку на колено, направив дуло кольта в пол. Инженер явно не собирался вынуждать его к стрельбе. Мало того: присутствие зрителя его словно взбадривало, пробуждало в нем артистический кураж. Так что Филиппов, без всякой просьбы со стороны незваного гостя, принялся рассказывать о сути своего эксперимента:
– Еще в юности я прочел, – говорил он, не отрываясь от совершаемых приготовлений, – что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. И вот, вообразите себе: я сделал, наконец, открытие, практическая разработка которого полностью упразднит войну[7].
– Да, да, – Коба нетерпеливо кивнул, – товарищи мне рассказали. Вы изобрели способ электрической передачи на расстояние волны взрыва.
– Именно! И это расстояние может составлять тысячи километров!.. Так что, сделав взрыв в Петербурге, возможно будет передать его действие в Константинополь. Но при таком ведении военных действий на расстоянии война фактически становится безумием и непременно будет упразднена. – Филиппов глянул на Кобу с выражением торжества.
Молодой грузин помолчал, видимо не вполне разделяя энтузиазм Михаила Михайловича, а затем взглянул на филипповскую «дальнюю пушку», жерло которой смотрело в потолок, и поинтересовался:
– И что вы намерены взорвать в данный момент?
– О, ничего, почти ничего! – Инженер рассмеялся, но как-то нервно. – Некие люди, которые финансировали мои исследования, попросили меня осуществить для них опыт: нанести энергетический удар по объекту, который гипотетически находится за пределами мезосферы.
Что такое мезосфера, Коба не знал; он понял только, что это – где-то высоко в небе, и осторожно спросил:
– А ваш потолок при этом останется целым?
– Разумеется. – Филиппов посмотрел на него как-то странно: видимо, до ученого только теперь стало доходить, что его друзья-марксисты прислали к нему в качестве наблюдателя откровенного профана. – Когда происходит передача радиоволн, разве они сносят всё на своем пути?
Этот пример был Кобе более или менее понятен.
– И на какое расстояние вы сегодня будете передавать излучение? – полюбопытствовал он.
Филиппов слегка пожал плечами. Формулы, которые он использовал, позволяли оценить дальность передачи детонации, но без особой точности.
– Ну… – инженер что-то прикинул в уме, – примерно в пятьсот километров.
Тигриные глаза Кобы заметно расширились, и он вопросил, от удивления возвысив голос:
– В какой же гипотетический объект вы рассчитываете попасть?!
На этот вопрос инженер так и не ответил: может, не захотел, а может, сам не знал ответа. Но, так или иначе, Коба не собирался покидать лабораторию. Он обязан был увидеть в действии оружие, применение коего наверняка приведет к восстанию народов и смещению прежних властителей (и – к воцарению властителей новых, разумеется).
Филиппов тем временем будто на крыльях летал. Взрывчатые смеси были размещены им в точном соответствии с их назначением; электрические провода подведены, куда нужно.
– Ну-с, глубокоуважаемый Коба, – проговорил инженер весело, – я бы сказал: с Богом, но, боюсь, Он в таком деле помогать нам не станет.
И – Михаил Михайлович повернул ручку тумблера, подавая электрическую энергию к своему прибору.
Минуту или полторы ровным счетом ничего не происходило. «Обманул меня? – мелькнула мысль у бывшего семинариста. – Подстроил всё так, чтобы опыт не удался?..»
А затем – случилось.
10
Филипповская пушка, только что брызгавшая искрами, фыркнула (Это и есть взрыв?!) и померкла, а вся лаборатория инженера в тот же миг сделалась черной и пустой. Не то, что инженер из неё удрал, нет, дело было в другом: Коба явственно ощутил, что в комнате больше нет ни пола, ни потолка, ни окон, ни лабораторного оборудования. Вообще ничего нет.
Грузин попробовал позвать Филиппова и понял, что не может этого сделать. Звать ему было нечем: язык у него во рту тоже сделался пустотой, равно как и сам рот. Коба хотел повернуть голову: осмотреться по сторонам, но и головы у него теперь не было – хотя он видел, слышал и осознавал всё (А что – всё? Это ничто – и есть «всё»?!).
– Это ничто – и есть Ад… – произнес кто-то раздумчиво.
Лишь секунду или две спустя Коба узнал свой собственный голос и благодаря этому вышел из оцепенения. Да, тьма была полной, и он не мог видеть собственных пальцев, поднесенных к лицу, но сами-то пальцы никуда не делись – они по-прежнему сжимали рукоять кольта!
