Юлия Набокова - Легенда Лукоморья
На мой стук в дверь изба отозвалась приветственным грохотом и быстрыми шагами. Дверь отворилась, явив моему взору две дыне подобных груди, тесно обтянутые красным сарафаном. Я в удивлении отступила назад и только так смогла разглядеть кудесницу любовной магии целиком. Любава была высокой, полной, явно не избалованной сельским фитнесом барышней. Материала ее платья вполне хватило бы на парашют, а сама она напоминала воздушный шар, раздутый до предела. Диссонанс в ее знатные формы вносила только коса, мышиным хвостиком смотревшаяся на фоне мощных плеч, широкой шеи и баллонообразных рук. В остальном Любава была миловидна и белокура. Так выглядела бы Барби, будь она на центнер побольше.
Пока я молча пялилась на хозяйку дома, та с не меньшим любопытством разглядывала меня.
– Знаю-знаю, что привело тебя ко мне, – с улыбкой Деда Мороза сказала Любава. Глаза ее были такой синевы что не будь мы в Лукоморье, я бы не сомневалась, что эта морская синева – заслуга контактных линз.
– Откуда? – насторожилась я. В мои планы не входило сразу выкладывать все карты.
– Я смотрю прямо в сердце, – нараспев произнесла Любава, – и вижу все печали твои.
Я промолчала, обдумывая, какие именно из моих печалей открылись чародейке, а та, ободренная моим замешательством, продолжила:
– Вижу, грусть-тоска по молодцу доброму, пригожему твое девичье сердце иссушила.
«А, это она про Ива, – успокоилась я. – А что, – я взглянула в синие глаза Любавы, взирающие на меня с материнским пониманием, – может, разузнать у нее, как там у нас сложится?»
– И не только сердце. – Любава окинула меня откровенно жалостливым взглядом и повернулась, чуть не сметя спиной дверной косяк. – Идем!
Пока я рассматривала чистенькую, убранную цветочными букетами горницу да думала, на что это она намекает, хозяйка достала из резного сундука бутыль с мутной водицей и уже знакомую склянку, завязанную алой лентой.
– Это, – она протянула склянку, – для молодца.
– Это та самая? – Я изобразила восхищение. – Люблянка?
– Она, родимая, – ласково улыбнулась Любава. На колени ей запрыгнула кошка, и хозяйка почесала ее за ушком.
– Наверное, дорогая? – закинула удочку я.
– Для тебя – две серебрушки.
– Для того, кто любит, наверное, и золотого не жалко, – будто бы невзначай заметила я.
– Да уж. – Любава фыркнула. – Вот только перед тобой богатырь являлся. Люблю – не могу, хочу, чтоб девица моей была, все на свете отдам.
Я судорожно сглотнула:
– И что?
– Брехал, – разочарованно вздохнула она. – Волшебного коня пожалел.
– Но ты ему все равно помогла?
– А как же, – усмехнулась Любава, убирая в сундук шелковый Илюшин кошель, набитый монетами. – Так помогла, что он теперь вовек меня не забудет! А это, – она придвинула ко мне бутыль с мутным содержимым, – для тебя. Быстротолст!
– Быстро что? – поразилась я.
– Красота это твоя девичья, вот что! – тоном доброй феи провозгласила Любава.
– Это? – Я с сомнением покрутила бутыль и оскорбленно поинтересовалась: – А зачем мне это?
Чародейка всплеснула полными руками.
– Так красота-то девичья, она в теле! Ты на меня погляди! – Она выставила вперед свой арбузоподобный бюст и провела пудовыми руками по набитому, как барабан, животу. – Все он, быстротолст!
– Так это, – я потрясенно уставилась на ее телеса, – все магия?
– Он, он, – закивала непомерно довольная собой Любава, – быстротолст родимый. Не успеешь оглянуться – раздобреешь, как на дрожжах. И женихи в очередь за околицей выстроятся.
Она придвинула ко мне бутылочку и ласково улыбнулась. Представив себе, как от одной капли отвара меня раздует до размеров слона, я в ужасе затрясла головой. Я за естественную красоту. И скелет, изможденный диетами, и туша, раздутая магией, – это перебор.
– Нет, спасибо! Я как-нибудь сама.
– Ты замуж хочешь? – прищурилась Любава.
– Замуж? – Я отшатнулась. – Не-э-эт!
– Вот и пей… – привычно начала отвечать чародейка и вдруг в ужасе вытаращила на меня глаза: – ЧТО?!
– Замуж не пойду! – Я с решительностью отодвинула бутыль.
– Да как же, – растерянно пробормотала чародейка, – тогда зачем же…
– Зачем пожаловала? – подсказала я.
– Ага, – кивнула она, таращась на меня, как на диво дивное.
– Работу ищу, – брякнула я. – Тебе помощница не нужна?
Любава окинула меня критическим взором:
– А по-моему, замуж тебе, девка, надо!
– Не хочу жениться, – уперлась я, – хочу учиться!
– Чему же?
– Как это чему? Ворожбе! Ты, говорят, одна из величайших волшебниц Лукоморья… – Я глянула на довольно заалевшую Любаву, убедилась, что выбрала верный тон, и продолжила врать: – Сама Яга тебе не ровня. Вот и хочу к премудрости твоей приобщиться.
– Опоздала ты, девонька, – Любава светло улыбнулась, – не до учениц мне нынче. Я ведь скоро замуж выхожу.
– Вот радость-то! – воскликнула я, заметив за окном мелькнувшую черную тень. Белая кошка заинтересованно порхнула на подоконник и уставилась на восхищенно прильнувшего к стеклу Варфоломея. – За кого же?
Так она мне и назвала имя счастливца!
– Выйду – узнаешь. – Она лукаво улыбнулась. – И тебе тоже советую времени зря не терять. Женское счастье – оно в семье, а не в учении.
Глядя на светящееся лицо Любавы, было ясно, что ни о каких интригах и власти она и не помышляет. Засиделась чародейка в девках по лукоморским меркам, вот и рада-радешенька, что жених на горизонте нарисовался.
– Бери, – расщедрилась она, придвигая ко мне обе бутылочки, – дарю!
Тем временем Варфоломей своими кошачьими комплиментами, видимо, успел вскружить голову хозяйской кошечке. Потому что та, забыв обо всем на свете, метнулась с подоконника и, не заметив на своем пути ведерко с тестом, стоявшее на скамье у стены, опрокинула его. Вязкая масса растеклась по бревенчатому полу, Любава с криком вскочила и, обругав уже умчавшуюся на двор проказницу, метнулась за тряпкой.
Пока чародейка, причитая, ползала по полу и собирала тесто, я не удержалась и перевернула бересту. К моему удивлению, та была совершенно пуста. Как будто бы на моих глазах Любава не выводила с усердием буковку за буковкой. Не успела я удивиться, как береста колыхнулась, и на ее поверхности проступили слова, которые писал невидимый мелок. Вот тут-то я и пожалела, что так легкомысленно отнеслась к занятиям по старославянскому языку в институте. Потому что надпись складывалась из смутно знакомых витиеватых символов. Как я ни напрягала память, перевести письмена так и не смогла. К тому же каждую секунду меня могла застать Любава, поэтому я поспешила положить бересту на место.
