Павел Марушкин - Старая Контра
– Ты, видать, по уши в гуано, приятель, если предпочитаешь страже меня! – ухмыльнулся Гемор.
Ёкарный Глаз не стал отрицать очевидного.
– Значит, поделим всё пополам, верно? Это будет справедливо, – фальшивым голосом рассуждал шимп. – В конце концов, если бы не я, ты бы уже отдыхал на дне. Гадкий это конец – захлебнуться, вот что я тебе скажу! Бедняге Запаху повезло куда больше: р-раз – и каюк… Ты же понимаешь, он бы просто не дотянул до прихода доктора, так что я всего-навсего избавил его от мучений…
– Тем более что доктора ты в любом случае звать не собирался… – откликнулся Фракомбрасс.
Последние кольца верёвок соскользнули с его запястий. Пират ухмыльнулся и неторопливо развёл руки в стороны, с хрустом потянувшись. Гемор выронил весло и выхватил нож. Ёкарный Глаз резко наклонился вбок, выводя лодку из равновесия. Шимп заорал, выпучив глаза, и вцепился в борта, но было поздно: судёнышко перевернулось.
Связанные ноги ничуть не мешали Фракомбрассу. Плавно изгибаясь всем телом и делая мощные гребки, он стремился проплыть под водой как можно большее расстояние, чтобы удалиться от Гемора. Впрочем, опасения были напрасны: когда он вынырнул, отдуваясь, на поверхность, тот всё ещё был возле перевернувшейся лодки, судорожно цепляясь за скользкую обшивку и оглашая воздух пронзительными криками.
– А, так ты плавать не умеешь! – издевательски завопил Ёкарный Глаз, разобравшись в ситуации. – А что ты вообще умеешь? Ножиком махать? Уж лучше бы учился держаться на воде, оторва!
Он рассмеялся и перевернулся на спину. В этот момент он был абсолютно счастлив. Смертельная опасность миновала, и он, как иногда бывало в таких случаях, переживал приступ эйфории – краткий, но удивительно острый. Всё вокруг казалось каким-то особенно ярким и чётким: пронзительный запах воды, солнечные блики, собственное учащённое дыхание…
Мимо скользила лёгкая остроносая лодка. Гребец в широкополой шляпе размеренно работал двухлопастным веслом.
– Эй, дядя, подвези чуток! – насмешливо крикнул ему Фракомбрасс.
К некоторому его удивлению, гребец и в самом деле замедлил ход.
– Залезай, только полегче: перевернуть эту лоханку ничего не стоит!
Навстречу ему протянулась рука – крепкая, с маленьким шрамом на тыльной стороне ладони. Ухватившись за неё, пират осторожно перевалился через борт.
– Первый раз вижу, чтобы кто-то пытался плыть со связанными ногами! – усмехнулся гребец.
Из-под шляпы весело блеснули голубые, неожиданно светлые на загорелом лице глаза.
– О чудесных спасениях в самый последний момент ты когда-нибудь слышал? – поинтересовался Фракомбрасс, распутывая узлы.
– Значит, с тобой произошло что-то в этом роде? Как правило, фортуна благосклонна к тем, кто сам не зевает, – гребец кивнул в сторону перевернувшейся лодки.
Гемор всё ещё оглашал воздух воплями.
– Вот ему бы, например, я не стал помогать.
– И правильно сделал бы… Куда путь-то держишь?
– В одно очень интересное место! – рассмеялся незнакомец. – Но чтобы попасть туда, необходимо сначала добраться до Москитного квартала. Знаешь такой?
– Трущобы… – пожал плечами Ёкарный Глаз.
– Сейчас – да, без сомнения. Однако так было не всегда. Фактически это место – центр древнего Вавилона, настолько древнего, что даже фундаментов по большей части не сохранилось.
Москитный квартал, размышлял Фракомбрасс. Ончто-то слышал о нём, что-то не слишком хорошее вроде бы… Он мог попросить высадить его где-нибудь поблизости, но лодка сейчас находилась в затопленной части города, и со всех сторон была вода. Что же такое болтали про то место? Ах, да…
– Говорят, там, куда ты направляешься, часто пропадают люди.
– Есть такое дело, – легко согласился незнакомец. – Но так уж вышло – я совершенно точно знаю, куда они деваются; и поверь, это отнюдь не самое худшее место в мире!
* * *
К тому моменту, как семнадцатилетний Чаква Шамполамо, преодолев многочисленные опасности диких джунглей, вышел на берег горного озера и поднял взгляд на уходящую в облака башню, он уже знал и умел куда больше, чем большинство его сверстников. Годы бездомной жизни в клоаке Биг Бэби не сломили его, как многих и многих; напротив, закалили характер. Он очень мало считался с мнением окружающих о собственной персоне, что тем более удивительно, если учитывать возраст, в котором он убежал из дома, – неполных четырнадцать. Необычайно ловкий и обладающий живым умом, Чаква быстро завоевал уважение среди обитателей улицы, в том числе и тех, кто был гораздо старше его самого. Он сознавал, что может достигнуть в жизни многого, но не имел представления, чего же именно он хочет.
Его не слишком привлекали деньги и власть, как таковые; скорее возможности, которые открывались благодаря им. Нельзя сказать с точностью, но он вполне мог сделаться в конце концов богатым и влиятельным человеком, если бы не один случай, который перевернул всю его жизнь. Как-то раз, ночуя в развалинах, на чердаке одного из старых, давно заброшенных домов, он услыхал голоса.
Разговаривали двое, в полной уверенности, что, кроме них, здесь никого нет. С первых же слов юный Чаква понял, с кем свела его судьба. Каюкеры! Те самые, неуловимые, как туман, и смертоносные, словно укус королевской кобры! Речь шла о судьбе людей весьма могущественных, по крайней мере, с его тогдашней точки зрения: один держал в руках торговлю кумаром в нескольких районах Биг Бэби, другой был крупным скупщиком краденого.
– Он из племени дизаррыч, – сказал голос. – Ходят слухи, что он всё ещё придерживается их обычаев. Его ни разу не поймали на этом, но ты же знаешь – люди пропадают постоянно…
– Каннибализм? – строго уточнил второй.
– Да.
– В нашем городе подобное неприемлемо! – вынес вердикт каюкер. – С этим разобрались, значит… А кумарист?
– Его заказал молодой и энергичный конкурент. Обычная ротация кадров преступного мира; город не выиграет и не проиграет, если такому настанет каюк.
– То есть простое пополнение кошелька… Ну ладно, которого из них ты хотел бы взять на себя?
Чаква затаил дыхание. Участь двух боссов, двух вершителей судеб того мира, в котором он только начинал делать первые шаги, была решена в течение нескольких мгновений, походя; так, словно речь шла о ничего не значащих пустяках. Каюкеры давно разошлись, а он всё лежал на пыльных досках, не в силах пошевелиться, оглушённый новыми, невероятными перспективами, что вдруг раскрылись перед ним. На краткий миг город представился ему паутиной, сложнейшим узором, каждый узелок которого был одним из обитателей Бэби. Он мысленно протянул руку, коснулся одного из них – и распустил его лёгким движением пальцев; тут же весь узор чудесным образом изменился, став немного другим. Это была истинная Власть; власть над теми, кто считал властью себя, кто упорным многолетним трудом, силой или хитростью пробивался наверх, на самом деле всё больше и больше запутываясь в паутине слов и поступков… В эту ночь он понял наконец, кем хочет стать.
