Лев Жаков - Бешенство небес
– Эрзы?
– Ага.
– Так они действовали заодно? Но кто их убил?
– Заодно... поначалу. Потом – так сказал этот капитан – эрзы прирезали тхайцев. Со звездой справиться трудно, одна такая может армию выкосить... но только если они в транс войдут. А их, верно, врасплох застали, неожиданно наскочили. К тому же эрзы из Мусорных Садов тоже не промах. Думаю, они с принцессой дальше отплыли на корабле, который их на восточной стороне острова поджидал. И плывут они теперь...
– К Большому Эрзацу, – сказал король.
– Да. Опасное дело. По проливу между Змееданом и Грошем не пройти, там змееводоросли. Значит, собираются огибать Змеедан с востока. Но там – гнезда лозы и гаераки.
– Плывем за ними, – решил Рон. – Пока они до Эрзаца не добрались. В Мусорных Садах мы с ними ничего сделать уже не сможем, значит, надо догнать, пока они не попали в Стоячие облака... Что такое? Я сказал: командуй отплытие!
Трэн Агори покачал головой.
– Там Арки на пути, ваше величество. И как раз сейчас львы свои колеса могли в набег покатить. А что на Суладаре все это время происходит? Вы про Влада не забыли? Ваше величество, вы возвращаться должны на скайве. А мы на шержнях за эрзами поплывем.
– Нет. Плывем к Боранчи. Немедленно.
* * *Облачное колесо тяжело катилось по эфиру.
Сплетенное из стеблей ядовитой лозы, размером с трехэтажный дом – и на треть погруженное в облака, – оно передвигалось благодаря множеству гаераков, которые с необычайной для человеческого существа ловкостью, не спотыкаясь и почти не толкая друг друга, бежали внутри колеса, то с головой погружаясь в пух, то взлетая на наклонную переднюю часть. Говорили, что львы и львицы могут передвигаться так дни напролет, не останавливаясь, а когда покажется эфироплан врага, без отдыха сразу напасть на него. Впрочем, посредством человеческой силы катились только малые и средние колеса, на больших же, вроде этого, из оси в две стороны торчали реи с треугольными парусами. Реи были закреплены подвижно, с них свисали тяжелые грузила – паруса не крутились вместе с колесом.
В середине конструкции было второе колесо, поменьше, также закрепленное особым образом, чтобы не вращалось. Там гаераки отдыхали, там находились корзины с припасами, оружие, иногда – пленные. В большом колесе мог обитать целый прайд.
Оно прошло мимо Приата, остроконечного полуострова, которым заканчивался юго-восточный берег Гроша; на рассвете далеко по левую руку проползла южная оконечность Змеедана. Ни Грош, ни Змеедан не обладали большими военными флотами: у последнего его не было никогда, а первый разгромила армада Тхая еще до того, как по островам и Грошу прокатилась эпидемия, окончательно добившая некогда грозную империю. В этих местах часто плавали патрульные тхайские раковины, но колесо избежало встречи с ними и выкатилось на простор Кораллового океана. Светило разгорелось, стало жарко. Позади колеса в воздухе оставался шлейф рыжеватой пыли, которая медленно опадала, окрашивая облака в желто-оранжевый цвет.
От рей две длинные веревки тянулись назад, к носу большой лодки, которая некогда находилась на палубе коршня «Желтая смерть». Лодка была завалена добычей, а на носу, не шевелясь и не моргая уже в течение долгого времени, стоял, опираясь на ассагай, крупный мужчина – худой и мускулистый, облаченный лишь в узкую набедренную повязку, с пышными, зачесанными от лба красно-рыжими волосами, что крылом лежали на спине, почти достигая поясницы. При взгляде на льва начинали болеть глаза: весь он казался густо-рыжим, будто нарисованным широкими мазками на блеклом бело-голубом фоне утренних облаков.
Лицо с неестественно широким и округлым подбородком, заросшим короткой светлой щетиной, было невозмутимо. Лоб нависал над огненными бровями, подобно закругленному носу скайвы. Шею воина украшало ожерелье из человеческих зубов.
Прайд хорошо поохотился в этом набеге. Колесо было забито добычей, которой оказалось так много, что пришлось взять лодку. Гаераки не любили обычную древесину, даже если это было краснодрево, – предпочитали лозу. Когда они доберутся до цели, лодка пойдет в жертвенный костер.
На корме, связанная по рукам и ногам, полулежала, привалившись к лавке, Гельта Алие. В ушах ее все еще стоял грохот ломающейся палубы и вопли эрзов, которых убивали гаераки. Она видела ожерелье на шее льва – и помнила, как выбивали зубы из ртов мертвых и смертельно раненных моряков, перед тем как поджечь коршень.
Светило стало раскаленным золотым кругом. Воздух пожелтел. Гельта знала: ни один нормальный человек не может прожить в этой атмосфере дольше пары дней – слабые умирали, сильные теряли рассудок.
Желтизна стала гуще, в горле принцессы першило, хотелось чихать. Несколько раз она слабым голосом окликала воина, прося дать ей воды, но он не обращал на пленницу внимания. В рыжем тумане впереди проступил темный силуэт, широкий мохнатый полукруг, концами уходящий в облака: они приближались к Аркам Фуадино.
* * *– Какое имя он назвал? – прокричал Траки Нес.
Гана, сидя на ограждении позади пульта управления, громко повторил:
– Тланч Сив. А тогда в провале назвал имена других хранителей: Агти, Интра, Варуха...
Нес покачал головой.
– А ведь мы с Опаки знали Молчуна гораздо дольше. Но он никогда не пытался сообщить нам что-нибудь про хранителей...
– Потому что вы не смогли бы помочь. Я и Смолик – можем.
– И что же хранят эти хранители?
Ветер становился все сильнее и уже не просто развевал волосы Ганы, но будто стремился сорвать их с головы.
Пожав плечами, Тулага ответил:
– Сив сказал: мускулус.
– Но Теодор Смол толковал про какие-то овумы?
– Да. Не знаю. Может, мускулы и овумы соединены. Или это два названия одного и того же? Еще Молчун говорил про Калис Топос – так он называл Беспричинное Пятно. Квази тоже упоминало его.
– Упоминало... – пробормотал Траки Нес. – Как это было, юноша? Я имею в виду, разговор с этим... этим сознанием?
Тулага помолчал, вспоминая, и наконец произнес:
– Будто лежишь в океане теплого света. Он ходит волнами, струится. И говорит с тобой. Хотя его голос – просто сияние разных цветов. И оно не только снаружи, но и внутри тебя. В голове. Ты его... ну, видишь или слышишь, как слова. Вернее, как такие комки...
– Сгустки смысла? Понятия и образы? – подсказал Нес.
– Да, каждое слово – комок смысла. Они сцеплены друг с другом. Не знаю, как описать. При этом все остальное исчезает, остается только свет. Хотя я ощущал там Смолика, он был рядом. Мы с ним могли говорить, но... Не словами, мы тоже испускали свет внутрь Квази, излучали свое сияние. Говорили им. С его помощью.
