Николай Бородин - Хозяин Пророчества
«Ты меня магии учить будешь? Я отлично знаю, что сражающиеся волшебники по скорости оставляют далеко позади даже охваченных страстью кроликов. И хватит на этом». — Кьяр окинул армию заров оценивающим взглядом мясника, прикидывающего, откуда начать резать оковалок. Оцелот тоже решил закончить с разговорами; в конце концов, меньше слов, больше дела, чем быстрее гном сделает свой ход, тем быстрее все закончится.
Кьяр ткнул в скалу под ногами наугом и уселся прямо на камень, скрестив ноги. Башня послушно брякнулась на землю и пустила корни, закопав все свои маленькие ножки. Наугер, положив оружие себе на колени, закрыл глаза.
Радимир наблюдал уже с неподдельным интересом; как известно, настоящее мастерство начинается тогда, когда маг перестает махать руками и действует одной лишь мыслью. Судя по всему, башня превратилась в огромный передатчик, внутри которого наугер сейчас накапливал магию. Зачем оно ему было надо, архимаг как раз обдумывал, когда собранная в один импульс сила внезапно освободилась, устремившись вниз, к самым недрам земли — туда, где под твердыми слоями камня и руды бурлила раскаленная лава.
Рядом с горами она залегала не так глубоко, как в других местах. И вызвать ее было куда легче — естественно, протащить сгусток лавы наверх не смог бы никто, просто сил бы не хватило. Но суть магии далеко не всегда в применении ее в качестве силы. Иногда магия — это искусство знать, где приложить буквально крохотный импульс, чтобы нарушить равновесие сил, и дать преимущество той, которая тебе нужна.
Магма, сдавленная земной толщей, находится в равновесии и не может вырваться наружу. Но если земная твердь вдруг ослабнет, то это откроет бурлящему огню путь наверх. Но все это на самом деле еще очень несложно.
«Ты сумасшедший», — уважительно подумал Оцелот.
«Кто бы говорил!» — в тон ответил гном.
Сейчас он занимался куда более трудным делом — закрывал лавовый канал, чтобы не организовать на равнине небольшой вулкан, способный похоронить и своих, и чужих, и Каменный Кулак в придачу. Оцелот, полностью переключившись на магическое зрение, наблюдал за этим процессом очень внимательно и был готов, случись что, прийти на помощь. Конечно, дуэль дуэлью, но в данном случае гном, скорее всего, и сам был бы не против принять вовремя оказанную поддержку. Потому что последствия промедления оказались бы куда страшнее.
Однако наугер справился — пусть и из последних сил, но он смог восстановить монолитный каменный пласт, закрывающий лаве путь наверх. В тот момент земля начала дрожать уже настолько сильно, что драться продолжили только самые горячие энтузиасты; остальные крайне внимательно оглядывались по сторонам, предусмотрительно отыскивая участок, где не трясет.
И в этот момент посреди армии заров в небо ударили струи огненных гейзеров. Гномы и кирссы, как счастливые обладатели возможности вовремя удрать подальше, немедленно ею воспользовались. Это было и несложно — после того как наугер перекрыл лаве путь, уже прорвавшийся раскаленный пузырь потерял немалую часть своей скорости и был уже куда менее опасен.
Но весь расчет был на то, что ящеры, зажатые между двумя вражескими армиями, сгрудятся очень и очень плотно, так что даже несколько гейзеров бурлящей лавы нанесли им огромные потери. По сути, конечно, заклинание балансировало на грани успешности — почти все пылающие фонтаны сошли на нет секунд через десять. Только один, самый мощный и пришедшийся как раз в скопление шаманов, заставил землю разверзнуться огненной бездной. Но раз врагов под ударом оказалось очень много, то и результат оказался сокрушительным.
Кьяр, правда, не увидел первых результатов своего труда, он рухнул прямо там, где сидел, не в силах пошевелить и пальцем. В какой-то момент ему показалось, что не хватит сил даже на поддержание мыслеречи, но потом он все-таки собрался и взял себя в руки:
«Хитрая штука… этот запас сил… особенно большой. Пока используешь что-нибудь простое, кажется, что он все полон. И понимаешь, что перестарался, только когда все уже случилось, хе».
«Не сказал бы, что ты перестарался. Скорее сделал все как надо, в самый раз». — Оцелот с мечтательной улыбкой на лице любовался на огненный ад. Жар от медленно остывающей лавы на таком расстоянии почти не чувствовался, однако выглядело все равно красиво — если не задумываться, что вон те мельтешащие фигурки сейчас… ой, накрыло извержением, жалость какая, такие забавные… были. Все-таки маги здорово отличались от обычных людей. Радимир, например, не испытывал ни малейших угрызений совести. В его понимании зары отлично знали, на что шли, так что винить могли только сами себя.
К его чести, впрочем, надо отметить, что и к своей собственной жизни и смерти он относился примерно так же. Рациональность в высшей степени не позволяла чародеям относиться к себе иначе, чем к другим. В противном случае это было чревато неприятными последствиями: волшебник мог начать считать себя лучше или ценнее других, а там и до мыслей о владычестве посредством магии недалеко.
«Оцелот?»
«Ась?»
«Шутник, твою мать. Возьми мою фляжку, к поясу приторочена…»
Маг в притворном изумлении развернулся и глянул на распростертого наугера:
«Ты завещание, что ли, составляешь?»
«Идиот. — Гном, по-прежнему не открывая глаз, попытался ухмыльнуться. — Дай мне хлебнуть».
«А, черный подгорный?»
«Он самый».
Маг, соблюдая известную осторожность, отцепил фляжку размером с волосатый кулачище гнома и взболтнул рядом с ухом. Как и положено, в ответ не донеслось ни звука. Осторожно, словно обезвреживая магическую мину, Оцелот открутил крышечку размером с наперсток.
Только невежда мог бы спросить, зачем на здоровенной фляжке такая крохотная крышечка. Тот, у кого уже был опыт взаимодействия с черным подгорным элем, отлично знал, что в крышечку как раз помещается норма. Для закаленного гнома, находящегося в крайне тяжелом состоянии, когда требуются крайние меры.
Радимир затаил дыхание и осторожно налил вровень с краями. Каплю на горлышке он так же осторожно стряхнул вниз. Камень ответил негодующим шипением и шапкой пены. Вот именно поэтому ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы эта дрянь попала на пальцы.
Кьяр, ощутив близость живительного напитка, энергично задвигал носом, с трудом приподнял руку и опрокинул в себя крышечку. Оцелот поскорее закрыл флягу обратно, не желая слишком долгого соседства эля с воздухом. Хотя гномий напиток, в отличие от вина, не выдыхался — наоборот, он набирал крепость. И при определенном содержании воздуха взрывался.
