Юрий Туровников - Король и Шут
Глашатай отошел в сторону, пропуская вперед артистов. Те выстроились в ряд и заиграли зловещую музыку, под которую Михась еще более зловещим голосом запел.
В хронике моей есть последняя глава,
К сожаленью в ней обрываются слова.
За последний год из рыбацких деревень
сгинул весь народ в тот туман, что каждый день
с моря заходил вглубь материка.
Я свидетель был, как пустели берега.
И, чтобы нагнать еще больше ужаса, музыканты запели хором, рычащими голосами.
Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах
посеял первобытный страх. Посеял страх!
Самого Дагона сын из морских пришёл глубин —
то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак!
Каждый день в умах росло необузданное зло.
Михась скорчил такую гримасу, что некоторые горожане даже потеряли сознание, и продолжил голосить.
Запись в дневнике: «Я опять теряю ум.
Снова в голове появился странный шум,
но сегодня я начал звуки различать —
это чей-то зов, мне пред ним не устоять.
За окном гроза, а мои глаза
лезут из орбит. Страшен в зеркале мой вид!»
Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах
посеял первобытный страх. Посеял страх!
Самого Дагона сын из морских пришёл глубин —
то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак!
Все прокладывали путь к морю сквозь иную суть.
Кто-то полз к воде. Ветхий старенький причал
был в его судьбе, как начало всех начал.
За собой тащил свою мокрую тетрадь,
из последних сил что-то пробовал писать,
а затем, нырнув, скрылся под водой.
Зашумел прибой, унося его с собой.
Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах
посеял первобытный страх. Посеял страх!
Самого Дагона сын из морских пришёл глубин —
то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак!
Новой расы молодой вид родился под водой…
Песня закончилась, и над площадью нависла тишина. Король, с высоты глядя на представление, вжался кресло и прошептал.
— Неужели так все и происходило?
Шут пожал плечами.
— Ну, в общем и целом…
— Жуть какая! Только чудовищ мне не хватало, — Генриха передернуло. — Что за напасть? То одно, то другое. И это перед Выборным днем, будь он не ладен!
В этот момент сзади раздались шаги, и троица, находящаяся на балконе, обернулась. На пороге стоял Министр, сменивший солдатские доспехи на привычный мундир, а алебарду на саблю. Он ударил каблуками сапог и отрапортовал.
— Ваше Величество, срок моего вынужденного отсутствия истек. Мое пребывание в дворцовой страже в качестве гвардейца закончилось. Готов приступить к выполнению своих обязанностей в качестве командующего армией.
Воспользовавшись тем, что Генрих подбирает слова, ответил Прохор.
— А где вы раньше были, когда на Западных Рубежах беда творилась? Служба службой, а от обороны границ государства тебя никто не освобождал. Или храбрость у нас не в чести?
Генерал покраснел, как помидор, но промолчал. Шут любимчик короля, едва не погиб в море, и теперь получается, что по его, Тихуана Евсеича, вине. Министр только добела сжал кулаки и пошевелил губами. По всей видимости, насылал на балагура проклятие.
Наконец, подал голос и сам король. Он поднялся с кресла, помахал народу на площади и, повернувшись к министру, сказал.
— К вечеру представить мне доклад обо сем, что творится на всех границах, какова численность армии и народного ополчения, и что мы предпримем в случае очередного неожиданного нападения. Усек? — Генрих оттопырил локоть, чтобы его дорожайшая супруга смогла взять его под руку, и они покинули балкон. Прохор в знак благодарности еще раз кивнул своей госпоже, но та не удостоила его вниманием, а прошла мимо, высоко подняв подбородок. Шут ни капельки не обиделся и вышел следом, напоследок приставив ладони к носу и помахав пальцами генералу.
Тот побагровел, топнул со злости ногой и проговорил в усы.
— Готовь ящик. Недолго тебе осталось.
Тут неожиданно шут вырос, словно из-под земли, и встал перед министром нос к носу. Он прищурился и спросил.
— Ты уверен, что у тебя кишка не тонка тягаться со мной? Мне падать некуда, а вот вам, любезный… Подстели соломки, мой тебе совет, — и Прохор исчез так же неожиданно, как и появился.
* * *Король расхаживал вокруг шахматного столика и раздумывал над очередным ходом белых. Пока шут выигрывал на одну фигуру.
— Надо послать гонцов к наместникам, чтобы те распорядились на счет выборных грамот, — Генрих нахмурился и стал тереть подбородок, искоса поглядывая на слугу, а тот просто пялился в окошко, разглядывая улицы города. Вечер стал накрывать Броумен. Солнце еще не успело закатиться за лес, окрасив горизонт розовыми тонами, а с противоположной стороны уже вылезала луна. Легкий ветер гнал по сереющему небу перистые облака, которые где-то далеко собирались в густые, непроглядные тучи.
— Я уже исполнил, — вздохнул Прохор.
— Когда успел? — удивился сюзерен и шагнул слоном.
— Перед тем, как на Западный рубеж убыть. Я одного всадника по пути с шара видел, когда мы над нашими бескрайними лесами пролетали, — шут вернулся к доске и оценил позиции. — Хм, так значит? А мы вот так! — и сделал ход конем.
— Какой ты, однако, шустрый, — покачал головой король и протянул руку к фигуре. Прохор кашлянул, давая понять хозяину, что этот ход обречен и угрожает скоропостижным концом всей партии. Государь одернул длань и вновь стал изучать доску. — Даже подумать страшно, с кем бы я сейчас играл, если бы ты упал с балкона. Спасибо Изольде, что спасла тебя.
— Я молю небеса, чтобы те дали бесконечного здоровья ей и ее чаду, — склонил голову шут, приложив руку к груди. Бубенцы на его колпаке символично звякнули. — А ты, Онри, еще изволишь в ней сомневаться. Мы с королевой отнюдь не в дружеских отношениях, сам знаешь, однако она не дала моей буйной голове пропасть, хотя могла. Бесчестные люди так не поступают, а расчета тут я тоже не вижу. Оставь ее в покое, пусть живет.
— А знаешь, ты, в какой-то мере, прав. Может, действительно… — и Августейший пошел ферзем, скинув с доски черную пешку, тем самым продлив партию еще на несколько ходов. Король довольно потер ладони. — С тобой интереснее играть, чем с Министром.
— Рад стараться, — вновь поклонился шут.
Тут раздался стук в дверь.
— Кого там нелегкая принесла?! — воскликнул Государь, и из-за двери показался камердинер. — Чего тебе?
Тот просочился в покои полностью.
