Юлия Фирсанова - Буря приключений
— Зато теперь у нас есть замечательное средство для пробуждения радости жизни. Если кто-нибудь падет духом, начнет жаловаться на невыносимые условия существования, мы запихнем его в этот мешок, — внесла рациональное предложение Элия, отряхиваясь и потягиваясь после долгого нахождения в скрюченном положении. — Посидит с полчасика и сразу решит, что пустыня не худшее из мест во Вселенных.
Мелиор, откапывающий вместе с Кэлбертом и Элегором палатку, очень основательно засыпанную песком, кисло кивнул.
— Ага, — жизнерадостно согласился герцог, готовый сейчас согласиться с чем угодно, может быть, кроме собственной казни и снижения цен на лиенские вина. После столь длительного пребывания в неподвижном состоянии у Элегора буквально зудели от нетерпения ноги и свербело еще в одном месте от желания разогнать застоявшуюся в жилах кровь. — Может, до ночи успеем еще немного пройтись?
— Пойдем, — охотно поддержал парня Кэлберт, выдергивая из песка последний край палатки. — Разомнемся. Время есть, одолеем до темноты еще несколько миль. Все дело! А там, может, я еще водицы найду!
Возражающие, то есть Мелиор, желавший заняться приведением в порядок своих волос и ногтей, остались в меньшинстве, и компания, скатав палатку, двинулась в путь, обозревая по дороге причесанные бурей окрестности.
Глава 13
ЖУТКАЯ ПЕСНЯ КРОВИ
Следующие три дня запомнились лишь занудным постоянством жары. Безжалостно палящее солнце не только навечно выгнало за какую-то жестокую провинность из своей небесной резиденции все облака, но и иссушило ветер. Налетавший время от времени, он не освежал, а обжигал путников, мстительно бросая в них горсти песка. Куски платка Кэлберта теперь закрывали лица богов для защиты от злых проделок вихрей. Час за часом, день за днем сливались в их сознании в один бесконечный путь по пустыне, длившийся вечность. Скука и безнадежность исподтишка закрадывались в мятущиеся от безделья души, остроумная болтовня помогала, но ненадолго. Даже Мелиор злился на Кэлберта и Элегора как-то вяло, больше по привычке.
Элии начало казаться, что пустыня вечна и бесконечна, как сам Творец, что боги всю долгую жизнь обречены идти по ней в поисках неизвестной цели, останавливаясь лишь по ночам для краткого отдыха и поиска воды. В сумерках температура сильно спадала, но утром светило вновь раскаляло небо и песок, продолжая бесконечную пытку. Несмотря на холод, Элия радовалась и таким кратким передышкам. Ее мучила отнюдь не жара, не вечный свет, слепящий днем глаза, не духота (густой воздух словно прилипал к телу вместе со слоем пыли), сильнее всего терзал принцессу все нарастающий животный голод, более не утоляемый чистой энергией, и мысли. Даже если их удавалось вытеснить из головы усилием воли, они все равно неотступно маячили на периферии сознания. С каждыми минувшими сутками шансы убывали. Приближался конец очередного дня.
К вечеру, когда стало смеркаться, боги начали устраиваться на ночлег. Дневная жара сменилась приятной прохладой, и пусть чуть позже, ночью, та в свою очередь оборачивалась настоящим холодом, пока путешественники наслаждались ощущением относительной свежести. Боги выносливы, но и они могут уставать. Утомленные зноем пустыни, бесконечным песком и светом солнца путники расположились на небольшом холме и любовались закатом. Его последние отблески полыхали на небе багряным заревом. Это шоу, каждый раз различное, но неизменно эффектное, пока не успело надоесть.
— Что-то сегодня холоднее, чем обычно, ты не находишь, дорогая? — обратился Мелиор к сестре.
— Да, пожалуй, — почти равнодушно откликнулась та, давно переставшая воспринимать перепад температуры как физическое ощущение. Но, поддерживая разговор, нашла в себе силы чуть шутливо продолжить: — Если температура будет продолжать снижаться, то, пожалуй, нам придется воспользоваться палаткой против бурь как туристическим мешком, а не матрацем и спать впритирку, дабы утром не отбивать с кожи кинжалами корочку льда.
— Отличная идея, сестра, — ухмыльнулся Кэлберт, окидывая Элию нарочито хищным взором. — Ты права, вместе гораздо… теплее…
Мелиор скрипнул зубами и пронзил пирата возмущенным взглядом. Кэлберт, разумеется, сделал вид, что ничего не заметил. Элегор, наблюдавший за братьями Элии, невольно ухмыльнулся, за что удостоился убийственного взгляда номер два, но тоже сделал вид, что не приметил гневных молний, метаемых очами раздосадованного божества. Сильнее апатии Мелиора была только его раздражительность.
Предупреждая готовый разгореться из-за пустяка конфликт, Элия успокаивающе положила руку на голое колено Мелиора, у которого из одежды оставалось лишь нечто среднее между черной набедренной повязкой и килтом. Улыбнувшись, принцесса иронично заверила принца:
— Не переживай чрезмерно, дорогой, о моем давно утраченном целомудрии. Благодаря буре мы все отныне знакомы столь тесно, что никакой новизны в тактильных ощущениях не предвидится. Да и выбор по части кавалеров у меня невелик. Все три джентльмена такие грязные и заросшие, что о развлечениях даже думать не хочется, не то что воплощать идеи в жизнь.
Мелиор, всегда чрезвычайно щепетильный в вопросах гигиены, испустил глубочайший вздох, отражающий всю бездну его сожалений о собственном неподобающем виде, и кивнул. На сей раз даже вечно стремящийся возражать всем по поводу и без повода Элегор забыл о необходимости поспорить с Элией насчет того, что его она может вычеркнуть из короткого списка потенциальных любовников. Пыль пустыни несколько усмирила дух противоречия бога и заставила мысленно согласиться с принцессой. Какой, к демонам, секс, помыться бы! Навязчивые мысли об озерах ледяной воды, хлещущих ливнях и каскадах водопадов не оставляли герцога практически с первых минут пребывания в пустыне. Парень самозабвенно любил воду в любых, желательно как можно больших количествах и как можно более низкой температуры. Уж лучше бы их забросило в какие-нибудь высокогорные ледники! Там хоть лазить интересно и пейзаж разнообразнее.
Кэлберт, слушая принцессу, тоже кивнул и удрученно поскреб пятерней подбородок, густо заросший темной щетиной. Пират пытался некогда в юношеские годы отращивать усы для придания своему облику большей мужественности, но нашел, что кожный зуд и застревающие в растительности крошки куда хуже, чем молодость. Кэлберт наплевал на эффектность и побрился. С тех пор минули годы применения стойких заклятий, препятствующих появлению бороды и усов. И теперь корсару снова чертовски мешала эта растительность, от которой он, так и не успев толком притерпеться, основательно отвык. Мужчина завистливо поглядывал на Мелиора и герцога Лиенского, щеки которых оставались такими же гладкими, как попка младенца, и недоумевал, как им это удается. В конце концов пират не вытерпел и задал интересующий его вопрос.
