Лорел Гамильтон - Глоток мрака
– О чем вы?
Загремели выстрелы.
– Они открыли огонь! – Грегорио схватилась за рацию, пытаясь докричаться до кого-нибудь.
Мы услышали голос Доусона:
– Мерсер выстрелил в Джонса! Он стреляет по своим!
– Он стреляет по монстрам, – сказал Дойл.
– Что?
– Сидхе навели иллюзию, которая заставляет вашего солдата видеть вокруг чудовищ. Он не понимает, что ведет огонь по своим.
– Но на нас на всех надето противоэльфийское снаряжение.
– Вы уверены, что на вашем Мерсере оно есть? – спросил Дойл.
– Его могли обманом заставить снять амулеты, – сказала я.
Она выругалась и снова вызвала Доусона. Зазвучали выстрелы – на этот раз ближе. Грегорио выключила рацию, лицо ее замкнулось.
– Мерсера убили. Свои. Он думал, что снова оказался в Ираке.
– Добейтесь, чтобы все вернулись в машины, – сказал Дойл. – Скажите, чтобы не верили ничему, что видят вокруг.
– Поздно, Дойл, – сказал Рис.
Они обменялись слишком мрачными взглядами.
– Возможно, мы справимся с иллюзиями... – сказал Дойл.
– Вы у нас под защитой, – отрезала Грегорио. – У меня ясный приказ. Вы не должны покидать машину, пока я не сдам вас службе аэропорта.
Я схватила Риса и Дойла за руки. Капкан расставляли на нас – на моих стражей и меня. Я была согласна с Грегорио, но... крики снаружи не смолкали, к ним теперь примешивались стоны.
– Сержант Доусон, ответьте мне! – кричала Грегорио в микрофон.
– У нас раненый. У него открылась старая рана – будто и не заживала никогда! Что за фигня такая?
– Кел называется принцем Старой Крови. И не потому, что происходит из древней династии, – сказал Дойл.
– То есть это делает принц? – спросила Грегорио.
– Да.
Сидя на заднем сиденье «хамви», я мертвой хваткой сжимала руки двоих моих стражей. В голове не было ни одной мысли. Огромной пустотой навалилась на меня тяжесть последних дней или месяцев, и я застыла в нерешительности. Солдатам против сидхе не выстоять, потому что они люди, но ловушку ставили на нас, а значит, у Кела и его команды и против всех наших умений что-то предусмотрено. Мне не раз приходилось драться на дуэли с его приверженцами, пока Кел надеялся убить меня законными методами, и я знала их возможности. В том числе самые ужасные.
– Стреляйте в них, – сказала я. – От пуль сидхе не защищены.
– Мы не можем стрелять в принца крови и его гвардию, пока они не атакуют нас чем-то таким, что можно предъявить в суде.
– Кел заставит большинство из вас истечь кровью, даже не коснувшись оружия, – сказала я, подаваясь вперед на весь запас привязного ремня.
– Но его вину не доказать, – сказала Грегорио. – Вы никогда не пытались доказать военному трибуналу, что защищались от магического нападения? Мне приходилось. Это трудно.
– Что, лучше пусть все там погибнут? – спросила я.
– Мы можем им помочь, Мередит, – сказал Дойл.
Я повернулась к нему.
– Этого он и добивается, Дойл. И ты это знаешь. Он убивает солдат, чтобы выманить нас из машин.
– Да, Мередит, – сказал он, беря меня за подбородок свободной рукой. – Ловушка хороша.
Я высвободилась и покачала головой.
– Солдаты должны защищать нас.
– Они погибают, защищая нас, – сказал он.
У меня перехватило горло, слезы защипали глаза.
– Нет... – прошептала я.
– Оставайся в машине, что бы ни случилось, Мередит. Тебе выходить нельзя.
– Как только тебя не будет, меня отсюда выволокут. Выволокут и убьют. Меня и твоих нерожденных детей.
Он вздрогнул – в первый раз на моей памяти. Мрак не дрожит.
– Сурово, моя принцесса.
– Правда обычно сурова, – сказала я, не скрывая гнева.
– Она права, капитан, – сказал Рис.
– И что, пусть умирают вместо нас? – спросил Дойл.
Рис вздохнул, потом поцеловал меня в щеку.
– Я пойду за тобой, капитан. Ты же знаешь.
– Нет! – Я повысила голос.
– Я не могу разрешить вам покидать безопасное убежище, – сказала Грегорио.
– А как вы нас остановите? – спросил Дойл, уже взявшись за ручку двери.
– Блин! – сказала она и принялась вызывать начальство по рации.
Дойл тронул ее за плечо:
– Не лишайте нас хоть малого преимущества – внезапности.
Она отпустила кнопку и уставилась на него.
– Но принцесса права. Цель засады – выманить вас из машин на смерть.
– Увы, – сказал он и повернулся ко мне. – Поцелуй меня, Мередит. Моя Мерри.
Я замотала головой:
– Нет, нет!
– Ты не поцелуешь меня на прощанье?
Мне хотелось проорать: «Нет!». Нет, я не дам добро на его глупость, никогда. Но я не могла отпустить его без поцелуя.
Я его поцеловала – или это он поцеловал меня. Он целовал меня нежно, обхватив ладонями лицо. А потом притянул к себе до хруста в костях и отстранился, еще раз коснувшись поцелуем губ.
– Теперь меня, – сказал Рис.
Я повернулась к нему с блестящими от слез глазами. Нет, я не заплачу. Не сейчас. Лицо у Риса было такое печальное! Смягченное нежностью, но печальное. Он поцеловал меня очень легко, а потом яростно, чуть не до боли, сгреб в объятия и поцеловал так, словно в моих губах для него была и пища, и вода, и сам воздух, словно он жить не мог без моего поцелуя. Я утонула в ярости его губ, его рук, его тела, а когда мы вынырнули наконец на поверхность, мы оба едва дышали.
– Вау, – оценила Грегорио, потом добавила, спохватившись: – Пардон.
Я на нее и не взглянула. Я видела только Риса.
– Не уходи.
У меня за спиной открылась дверь, и я едва успела повернуться и заметить выскальзывающего из машины Дойла.
– Если я твоя королева, – прошептала я, – то мой приказ: останься здесь.
Дойл наклонился к дверце:
– Я поклялся никогда больше не слышать криков людей, умирающих за меня, Мередит.
– Дойл, прошу...
– Теперь и всегда ты будешь моей Мерри.
И с этим он ушел.
У меня вырвался возглас – полувсхлип, полустон – не знаю, как определить, но слышать его от себя я никогда бы не хотела.
Открылась дверь с противоположной стороны, и я повернулась к уходящему Рису.
– Рис, нет!
Он мне улыбнулся.
– Я бы остался, поверь. Но отпустить его одного я не могу. Он мой капитан – больше тысячи лет. И прав он. Я тоже поклялся, что больше никогда люди за меня умирать не будут. Неправильно это. Что в те древние времена, что сейчас.
Он протянул руку, тронул мое лицо. Я удержала его руку на своей щеке.
– Не уходи.
– Я люблю тебя больше чести, но Дойл не был бы Дойлом, думай он так же, как я.
Он отвел руку, и первая слеза обожгла мне лицо. Я схватилась за его руку обеими своими.
– Рис, Рис, ради любви Богини, не уходи!
– Я люблю тебя, Мерри. Люблю с твоих шестнадцати лет.
Я думала, что задохнусь и не скажу этих слов, но я их сказала: