Александр Бушков - Колдунья-беглянка
Дальше она не слушала. В сердце вспыхнула надежда…
Над всеми прочими голосами господствовал неповторимый хриплый басок Василия Денисыча Топоркова, доброго приятеля корнета Ярчевского, а вдобавок преданного поклонника Ольги Ярчевской – бравого гусара, человека чести, одного из тех, кто ни за что не выдаст беглянку полицейским ярыжкам, не оставит в беде, в каком бы состоянии, благородном или подлом, она ни пребывала…
Нахлобучив шляпу на голову – она сейчас корнет, угодивший в неприятности! – Ольга бросилась вниз по лестнице. Резко остановилась. На лестничной площадке между вторым и первым этажами, загораживая проход, стояли Марта и еще какая-то девица чухонского облика, покрепче Марты, с еще более бесхитростным и тупым лицом…
– Куда это вы, барышня, собрались? – спросила Марта без малейших эмоций. – Вам наверху сидеть было велено…
Ее напарница, таращась бдительно и тупо, сделала шаг в сторону, полностью перекрывая проход.
Удалая песня раздавалась совсем близко… По наитию Ольга запустила руку в карман, рванула завязку кошелька, выхватила горсть монет и швырнула их на лестницу. Золотые кругляшки с характерным пленительным звоном запрыгали по ступенькам…
Обе чухонки, на миг забыв обо всем на свете, не отрывая восторженных взглядов от золота, струившегося вниз в никогда не виданном ими количестве, разомкнулись, присели на корточки, протянули загребущие руки, пытаясь поймать скачущие мимо империалы…
Ольге этого мига вполне хватило: она проскочила меж ними, сбив с ног безымянную напарницу Марты, загрохотала по лестнице. Расположение комнат первого этажа она прекрасно помнила со времени своего визита в облике корнета – а потому, не плутая, ворвалась в зал.
Они все были там, восседая в компании девиц вокруг уставленного бутылками стола: и Топорков, махавший вместо дирижерской палочки массивной серебряной вилкой, и поручики Тучков с Тулуповым, лихие гусары, и конный артиллерист капитан Лихарев со своими знаменитыми усищами вразлет, едва ли не шире эполет…
Все уставились на нее. Топорков благодушно взревел:
– Ба! Ба! Корнет, легок на помине! А мы только что тебя, повесу, вспоминали! Куда ж ты запропастился, душа моя? Ты, ежели не запамятовал, моей опеке подлежишь! Лихарев, живенько штрафной кубок сооруди!
Сделав пару шагов к столу, Ольга громко сказала:
– Господа, помогите, я в беде!
Она еще успела увидеть, как моментально стало предельно серьезным лицо Топоркова – а в следующий миг на нее насели сзади опамятовавшиеся чухонские бабищи, словно собаки на медведя – с разлету толкнули в спину, принялись хватать за плечи, выкручивать руки…
Шляпа слетела, и роскошные Ольгины волосы золотой волной рассыпались во всей красе.
– Кой черт! – послышался изумленный выкрик Топоркова. – Что за фефенхлюдия а-ля чудасия?! Ольга Ивановна?!
– Помогите! – крикнула Ольга, уже не стараясь изображать мужской голос.
И все моментально переменилось – на плечи ей уже не давила тяжесть, руки освободились от бесцеремонной хватки. Выпрямившись и отскочив в сторону, она увидела, что обе чухонки, бледные, как полотно, прижались к стене, а перед ними, подбоченясь, стоит Топорков с выхваченной из ножен саблей, белозубо, хищно ухмыляясь, поигрывая клинком в опасной близости от плоских чухонских носов.
Его друзья в мгновенье ока оказались рядом. Сзади послышался возглас мадам Изабо:
– Но позвольте, господа! Нельзя же так! Девушка попросила у меня убежища…
– Ма-алчать, мадам! – прикрикнул Топорков. И, не поворачивая к Ольге головы, продолжая играть сверкающим клинком, сказал быстро: – Ольга Ивановна, я наслышан о ваших… неприятностях, мы все наслышаны… Объясните диспозицию в трех словах.
Облегченно вздохнув – теперь ей нечего бояться, – Ольга сказала:
– Можно и в трех… Означенная… дама, Василий Денисыч, хотела меня заставить работать в своем заведении, угрожая в противном случае выдать полиции…
– Милая, вы меня не так поняли… – в некоторой растерянности произнесла мадам Изабо. – Это была шутка, и я…
– Молчать!
Окрик Топоркова был резким, как удар хлыста, и француженка замолчала, отшатнувшись к стене. Двух чухонских баб уже не было в зале. Топорков подошел к хозяйке заведения почти вплотную. Это был уже другой человек: в нем ничего вроде бы не изменилось, но глаза стали холодными, а лицо казалось высеченным из камня. В каждом его мягком, неспешном, почти грациозном движении таилась непреклонная решимость. Вот это был настоящий гусар – герой Австрийского и Персидского походов, Шведской и Балканской кампаний, а также кавказских предприятий…
– Мадам… – отчеканил он ледяным голосом. – А впрочем, какое там, к черту… что-то я никогда не усматривал поблизости какого бы то ни было законного муженька, так что никакая вы, похоже, не мадам, а так… мадмазель… Извольте-ка выслушать внимательно, мадмазель. То, что вашими услугами порой втихомолку пользуются, еще не дает вам права считать себя… лучше, чем вы есть. И уж тем более недопустимо с вашей стороны так обращаться с нашими барышнями. Короче говоря, если ты, парижская вертихвостка, хоть единому человеку на земле пискнешь, что видела Ольгу Ивановну, не говоря уж о том, чтобы навести полицию на ее след… Я тебе категорически в этом случае не завидую. Судейских крючков тревожить не будем, нет у гусар такой привычки. Просто-напросто отправишься головой вниз измерить глубину Невы в самом глубоком месте. А для красоты у тебя к шее хорошей пеньковой веревкой будет прикреплено что-нибудь вроде пудовой гири. Ни один русский гвардеец сам не станет пачкать руки подобными процедурами, но ведь имеется немало нижних чинов и просто беззастенчивых субъектов, которые за пару золотых в Неву окунут десяток таких поганых ведьм, как твоя милость… Я внятно излагаю пропозиции?
Он потеребил левой рукой висевший на шее Михаил с мечами – Ольга уже знала, что это у него является высшей степенью раздражения. Стоявший рядом Тучков предложил живо:
– Очень хороши также в видах утяжеления пловца чугунные колосники из простой русской печи…
Ольга вдруг почувствовала слабость – от ощущения полной и совершеннейшей безопасности. Наконец-то она могла полагаться на настоящих друзей, в жизни не потребовавших бы за участие в ее судьбе какой-то платы…
– Итак, вы уяснили… мадмазель? – ледяным тоном произнес Топорков.
Француженка молча кивала, бледная, как стена.
– Слов на ветер я никогда не бросаю, – сказал Топорков, простирая руку жестом полководца. – Вон отсюда! И упаси тебя бог…
Мадам Изабо, опасливо оглядываясь, нервной походкой покинула залу. Топорков удовлетворенно кивнул, крутя усы:
![Александр Белогоров - Большая книга ужасов. 18 : Черный фотограф. Бунт марионеток [повести]](/uploads/posts/books/276968/276968.jpg)
