Дмитрий Казаков - Я, маг!
Он не покривил душой. Довольство ощущалось, оттого, что удастся скоро и быстро разоблачить всех, замышляющих что-либо против Владетеля.
– Всегда готов служить, – поклонился вновь Орни..
– Я знаю, – кивнул Харальд. – Сегодня же вечером устроим пир, на который должны быть приглашены все мои вассалы, до самого последнего. Займись, чтобы все было как положено.
Гисли почтительно склонил голову, но про себя удивленно хмыкнул: что за ерунда, какой еще пир? Зачем?
Но ослушаться приказа невозможно («Пока – невозможно!» – мелькнула мысль, отозвавшаяся сладостной дрожью по телу), и фон Орни нетерпеливо крикнул слуг и принялся отдавать распоряжения. Если Владетель хочет – будет пир. Отчего не потешить того, кому жить осталось не более трех дней.
Сразу трое менестрелей драли струны, по очереди услаждая слух родовитых разнообразными балладами, а если честно – то просто отрабатывали заплаченное, поскольку слышать их во всеобщем гаме и шуме могли только сидящие рядом. По помещению тек аромат жареного мяса, приправ, такой густой, что даже полный живот отзывался на него голодным урчанием.
Гости ели и пили от души, еще бы – на дармовщину и уксус сладок, а тут – совсем не уксус. Обглоданные кабаньи и оленьи туши сменяли целыми, одну за другой открывали бочки с пивом, а ненасытные утробы родовитых требовали еще.
Владетель сидел за небольшим столом на возвышении, с которого хорошо виден весь зал. Он почти не ел, а лишь как-то очень напряженно вглядывался в лица пирующих, при этом постоянно поднося руку к груди. Гисли наблюдал за ним со все большим беспокойством: «Неужели заподозрил? Или что-то замышляет?»
Но лицо Харальда оставалось спокойным. Голубые, как небо, глаза смотрели без гнева или страха, длинные белые пальцы не выдавали волнения. На сенешаля он даже не глядел.
Лишь под самый конец пира, когда в зале появились слуги и начали поднимать тех из гостей, кто пал в неравной борьбе с хмельными напитками, Владетель обратился к своему первому вассалу:
– Я доволен, – сказал он, в точности повторив свою утреннюю фразу. Но в глазах при этом мелькнуло нечто такое, отчего Гисли вздрогнул, словно мальчишка, обнаруживший на ноге гадкого и страшного жука. От улыбки же Харальда ощутимо веяло холодом. – Но сегодня же мы должны поговорить и о делах. В полночь, на том постоялом дворе, где я остановился.
Гисли осталось только поклониться.
Ночь висела над городом, подобно черному исполинскому плащу, испещренному прорехами звезд. Ветер нес с реки сырой воздух, и слышались вопли какого-то буйного гуляки. Вскоре и они стихли; до крикуна, похоже, добралась стража.
Темнота за пределами небольшого круга, очерченного оранжевым светом факелов, отчего-то внушала страх, а ветер казался холодным. Фон Орни кутался в плащ, но даже плотная материя не спасала от озноба, пришедшего изнутри.
Постоялый двор «Веселый бобер», маленький и неказистый, который Владетель Харальд по неведомой прихоти выбрал для резиденции, оказался ярко освещен. За окнами мелькали тени, и Гисли ощутил, что до колик в животе не хочет туда входить.
Поискал уважительную причину для того, чтобы повернуть назад. При этом замедлил шаг, едва не остановившись, отчего заработал десять изумленных взглядов от сопровождающих его воинов.
Причины не нашлось, и с тяжелым сердцем фон Орни, второй человек во Владении, толкнул отчаянно заскрипевшую дверь.
Внутри пахло дымом, и запах этот вызвал удушье. Из-за стола на вошедших спокойно смотрел Харальд, а со всех сторон – стрелы, лежащие на натянутых и нацеленных луках. Стрелков оказалось очень много, и Гисли даже удивился, как они все тут поместились?
Но удивление исчезло, и он выдавил глупый, но необходимый вопрос:
– Что случилось?
Воины за спиной шумно дышали. Чувствовалось, что они ошеломлены.
– Ничего, – ответил Владетель и слегка раздвинул губы, изображая улыбку. – Просто я обвиняю тебя в измене и подготовке покушения на мою жизнь. Дергаться не советую, тебя мгновенно нашпигуют стрелами.
– Я не... – начал Гисли, но смолк, наткнувшись на ледяное спокойствие в глазах Харальда, в этот миг более всего похожих на две дырки в белом мраморе лица. Владетель откуда-то знал о заговоре, по крайней мере – о тех, кто его составил.
Опустив голову, он позволил себя связать. С пояса его сняли меч (неслыханный позор для родовитого!). Затем повели куда-то в жилые комнаты. Последнее, что услышал глава оплошавших заговорщиков, были слова Владетеля, обращенные к появившимся вместе с Гисли воинам:
– К вам же нет никаких обвинений, но до утра побудете здесь, в этой комнате.
Дверь глухо стукнула, и фон Орни, сопровождаемый аж четырьмя конвоирами, поплелся по сырому низкому коридору, воняющему кошачьей мочой. Ему было нестерпимо обидно, не за измену сеньору, нет, а за то, что он не сумел довести дело до успеха.
Солнце, не так высоко поднявшись над горизонтом, сияло изо всех сил, назойливо лезло золотистыми лапками в глаза, заставляя жмуриться. Харальд недовольно морщился, но терпел. На строптивое светило, без всякого уважения относящееся к Владетелю, управы не найдешь.
Отвлекшись от размышлений о собственной ограниченности, он оглядел стоящих рядком родовитых со связанными со спиной руками. У некоторых на лицах красовались синяки, у одного – перевязана рука, на большинстве лиц – последствия вчерашней пирушки. Ощутимо пахло перегаром.
Взять бунтовщиков после того, как Харальд с помощью талисмана определил их, оказалось несложно. Большинство пребывало в состоянии более чем нетрезвом и сопротивления не оказали.
Харальд зевнул. Бессонная ночь давала о себе знать. В голове вместо привычной ясности царил легкий сумбур, никак не удавалось решить, что же делать с потенциальными бунтовщиками. Ведь ничего предосудительного они не совершили. Пока – не совершили, не успели. Но казнить только за помыслы? Да и объясняй потом всем свой поступок. Того гляди, остальные вассалы поднимутся...
Харальд задумчиво потер подбородок, вновь оглядел бунтовщиков. На лицах удивление (все еще никак не могут поверить в происходящее, думают – с похмелья мерещится), страх (ведь не выжить!), ярость и жажда мести (ты еще попляшешь, вероломный Владетель, безродный выскочка!), надменность (мы – родовитые, а не какие-нибудь холопы!). Оставь таких в живых, даже в темнице, все что угодно положат, лишь бы выбраться, отомстить. Да и где держать столько? Собственноручно сотворенный замок далеко, да и для пленников ничего не предусмотрено, не развозить же их по замкам других родовитых с просьбами – а не приглядите ли вы за этим вот бунтовщиком? Ах, он вам приходится троюродным братом, но это мелочи... На светило наползла небольшая тучка, принеся некоторое облегчение. Мыслить стало несколько проще. С удивившим его самого спокойствием Харальд бросил стоящему неподалеку фон Жахху, ставшему сегодня новым сенешалем:
