Татьяна Ильченко - Серые Башни (СИ)
Хок говорил мягко, не повышая голоса, но от этого легче не становилось. К горлу подступил тугой комок, глаза налились слезами, несмотря на тепло, идущее от камина, меня снова затрясло. Я плотнее закуталась в одеяло, стараясь скрыть слезы
— Мужчина должен сам заслужить право носить оружие. А получить его из рук женщины недостойно воина. Не думаю, что кто-то всерьез принял наш спор и Томи в том числе. У тебя доброе сердце, но рисковала ты зря.
Сидхок Рейф Вольтар, лорд-хранитель Фраги
Она сидела подозрительно тихо.
— Тебе все еще холодно? — женщины создания слабые, может она уже умудрилась простудиться?
— Я не часто растапливаю камин, здесь и, правда, прохладно. С тобой все в порядке? Может позвать мастера Агами?
— Не надо! — почти крикнула она. — Я пойду, мне нужно.
Она так быстро вскочила, что запуталась в одеяле и ничком упала на каменный пол.
Я подошел ближе, протянул руку, чтобы помочь подняться.
— Вот уж не думал, что устояв перед Беорном, ты так легко сдашься моему одеялу! — улыбнулся я.
— Что с тобой? Ударилась? Я зажгу светильник.
— Не надо!
Она плакала. Не ревела со злости из-за неловкости, а горько рыдала, как будто потеряла близкого человека. Это было так странно видеть ее плачущей.
— Это не стоит твоих слез! — я осторожно поднял ее.
Уткнувшись мне в грудь, она зарыдала в голос. Я не понимал причины, почему сейчас? Почему она не ругается или смется, как раньше? Подумаешь, шлепнулась! Я укачивал ее на руках и говорил ей это, пока она не начала вырываться.
— Ты бесчувственный чурбан! Ты знаешь, как я испугалась! У меня до сих пор коленки трясутся! И все оказалось зря! Я дура! Все зря! Я все делаю не так! Мне все надоело! Я хочу домой! Хок, пожалуйста! Должен же быть способ! Пожалуйста!
Она смотрела на меня полными слез глазами, положив руки мне на плечи.
— Никто не думает, что ты дура, — я осторожно улыбнулся.
— Конечно! Я же женщина, существо, которое само не знает чего ей хочется! Лично я никому не интересна!
— А как же твои посиделки? Да о них вся крепость говорит! Прислуга под дверьми стоит, каждое слово ловит.
— Мои посиделки! — она шмыгнула носом. — Да кому я нужна сама по себе? Агами интересна только моя аптечка, Бертину рецепты, Торвальду, рассказы о розах в саду у бабушки.
— А остальные? — я осторожно вытер ее слезы, пригладил волосы.
— А остальные приходят послушать сказки! — выдохнула она. — Потому что в ваших все умерли!
— Ну вот видишь, ты всем нужна.
— Не я нужна! Не я! — она оттолкнула меня. — Нужна Тэйе, Высокая леди! А Тая не нужна никому, — едва слышно закончила она.
— Тая никому не интересна, всем плевать что она думает и чего хочет.
Она сопротивлялась, но я, завернув ее в одеяло, поднял и усадил обратно в кресло.
— Дурочка, — я прошептал это совсем тихо, но она услышала и недовольно засопела. — Знаешь, как тебя называют в крепости? Айна — сияющая. Люди поют твои песни и пересказывают друг другу твои сказки, не потому что ты леди, а потому что ты это ты. У тебя темнеют глаза когда ты сердишься и светлеют когда смеешься. Ты беспокоишься о здоровье Гру и поэтому всегда устраиваешься у камина, хотя тебе жарко. Ты обращаешься к каждому по имени и относишся с уважением, ты не считаешь зазорным спрашивать т просить извинения у слуг. Все любят тебя. Перед тобой не устояли даже мои капитаны, а мастер Торвальд? А Бертин, с утра до ночи изобретающий пирожные, только чтобы порадовать тебя!
— Я так соскучилась по родителям! — всхлипнула она.
— Мне так жаль, — я еще раз прикоснулся к мокрому лицу, — но никто в Мораке не сможет отправить тебя назад.
Я поднял ее и отнес на кровать, девушка немедленно свернулась калачиком на подушках, всхлипывая, пока не уснула. Аккуратно, чтобы не потревожить ее, я укрыл ее еще одним одеялом и тихо вышел.
Тэйе диа Агомар
Проснувшись, я еще долго лежала, ругая себя за слабость. Ну, зачем спрашивается, мне понадобилось реветь у него на руках? Говорить все это? Просить его!? Как стыдно! А ведь еще придется сидеть с ним рядом на ужине. Может не пойти? И без зеркала ясно, как здорово я сейчас выгляжу. И как теперь к себе проскользнуть? Я прислушалась, но тишину, кроме потрескивания поленьев, ничего не нарушало. Осторожно приподнявшись, я увидела Хока. Он сидел за столом и просматривал бумаги. Ну, раз незаметно не получилось…
— Я долго спала?
— Да нет, может час или чуть больше. Смотри, Бертин прислал, специально для тебя, — Хок показал на низкий столик у камина, на нем, источая божественный аромат, стояло целое блюдо пирожных.
Я не смогла удержаться, слетела со своего насеста и уже облюбовала для себя самое вкусное, но взглянув на лорда, положила его обратно.
Он смеялся.
— Теперь я знаю, как тебя утешить! Что же ты остановилась, это все для тебя!
— А где можно умыться? Я не могу есть такую красоту и выглядеть чучелом.
— Туда, моя леди. — Хок указал на дверь в углу.
Я постаралась как можно быстрее привести себя в порядок. Мне совсем не хотелось, чтобы Хок дольше необходимого смотрел на мое опухшее лицо.
В отличие от моей туалетной комнаты, эта выглядела совсем бедненько. Все чисто и по-спартански. Умывшись холодной водой, я как могла привела растрепанные волосы в порядок.
За время моего отсутствия на столике кроме блюда с пирожными появились яблоки, и большой кувшин с чем-то горячим.
— Похоже, все в крепости опасаются, что я обижу тебя, Тэйе. Твои служанки, Томи, даже Беорн, приходили сюда. А Гру сидит под дверью и больше никогда не скажет мне доброго слова, — улыбаясь, произнес Хок.
— Гру отходчивый, он не умеет долго сердиться. А ты разве не будешь? — Кивнула я на пирожные.
— Я не люблю сладкое, — Хок снова занялся бумагами.
— Ну, тогда хотя бы выпей горячего, — я принюхалась к пару, который поднимался над кувшином. — Это очень вкусно, с медом. Но совсем не сладко. Вот попробуй.
Я протянула ему глиняную кружку.
Он сделал несколько глотков и удивленно сказал:
— И, правда, вкусно.
Я наполнила кружку для себя и села рядом.
— Я могу спросить?
— Спрашивай.
— Что это за бумаги? Какие-то письма? Отчеты? Донесения?
— Как много вопросов. — Хок вздохнул. — Судя по всему мы не дождемся поддержки на Совете Кланов.
— Почему? Ты законный лорд — хранитель, по воле моего деда и праву мужа, — я скривилась, — Что они могут сделать?
