Лана Тихомирова - Театр Говорящих Пауков Кукбары фон Шпонс
— Не надо, Брижит, — тихо сказал он. — Сейчас мне надо уйти.
— Кто это женщина в белом? — крикнула я, он стоял рядом, но не слышал меня, это я точно знала.
— Это ты, — усмехнулся Виктор и наклонился ко мне, коснулся своими губами моего лба и прошептал:
— Отпусти меня…
— Нет, не отпущу!
— Глупая, маленькая, Брижит. Я все равно уйду. Не держи меня.
— Я хочу тебе помочь.
— Ты не сможешь, и никто не сможет, — Виктор улыбнулся мне.
Он был лет на восемнадцать моложе. И только в глазах читался опыт мужчины под сорок. Он мягко снял мои руки со своих плеч. Улыбнулся почти печально и махнул рукой. Виктор подошел к картине на стене и, схватившись за раму, нырнул в серо-черно-зеленую пелену треугольников.
От испуга я открыла глаза.
— Заснула? — осведомился доктор ван Чех, расставляя чашки.
— Я… нет… это был не совсем сон.
— А что это было? — ван Чех сверкнул на меня глазами и бросил в чашку пакетик зеленого чая.
— Бред какой-то, — подумав, брякнула я.
— Расскажи, Брижит, мне интересно.
Я подробно описала все, что видела. Ван Чех слушал меня с невозмутимостью каменной статуи, только голубые глаза мерцали как-то хищно. Весь он стал вдруг похож на куницу, за одним исключением: у куниц не бывает голубых глаз.
— Любопытно, — причмокнул он, когда я окончила рассказ, — Итак, Брижит, сейчас расскажи мне, что ты видела, когда я проводил визуализацию с Виктором?
Я глубоко задумалась, получалось, что на проверку я видела только одно:
— Я четко видела треугольники, — тихо ответила я.
— Нет, вы издеваетесь что ли?! — ван Чех вскочил, пробежался по кабинету и сел на место, — Правда что ли?
Я кивнула.
— Давай дальше.
— Я видела треугольники и не более того. Такие, как Виктор рисует. Но, как только вы заговорили про кружку, я очень четко увидела, как она вываливается из ряби треугольников. Они постоянно рябили, как будто не нарисованы, а плывут, или нарисованы на ткани, и она колышется на ветру. Кружка была треугольной, керамической и тоже в треугольниках. Дома я не увидела, хотя что-то вырисовывалось, как на картинках для тренировки стереоскопического зрения. Потом Виктор начал кричать.
Ван Чех размашисто шлепнул себя рукой по лицу и стал массировать нос и виски. Он растирал лицо, потом прекратил пугать меня и устало вылупился в окно.
— Ты что-нибудь понимаешь, Бри? — спросил он глухо.
— Нет.
— А я понимаю. И мне это очень не нравится. Как я буду рад, когда и если ошибусь. Но пока что, я не хочу тебя пугать, но скажу одно: ты свяжешь Виктора и нашу реальность, нам надо выяснить, кем была эта девушка в белом, кто она ему и что вообще происходит.
Ты же видела то, что и он. Обычно дальше кружки дело не доходит, но тут дом, да еще и женщина в белом, это слишком много для бедного Виктора на один-то раз.
Итак, Брижит, мы с тобой каждый день… Нет, не так. Ты под моим тщательнейшим наблюдением ежедневно будешь заниматься с Виктором. Раз у вас такая ментальная связь. Кто бы мог подумать, а? Нет, ну вы только подумайте! — ван Чех разволновался и стал размахивать руками.
Мне подумалось, что сиятельный доктор очень некстати сошел с ума.
— Просто, понимаешь ли, то, что ты видела для тебя не характерно, ведь так? Вы же уже делали визуализацию? — ван Чех порывисто сел.
— Да.
— Ты же видела то же, что и все.
— Ну, за исключением индивидуальных мелочей.
— Вот-вот. А тут ты как бы считала его видения. Он каждый раз видит одно и то же, я наизусть уже это треугольную чашку знаю. Нет, это феноменально!
— А что с моим видением доктор?
— Во избежание дальнейших видений не засыпай на рабочем месте. Не исключено, что это был вещий сон. Как бы тебе объяснить… Ты видела суть проблемы. Любопытно, что он нырнул в эти свои треугольники. Если он проснется кем-то другим, теория будет подтверждена, но я бы этого не хотел. Потому что слишком много чего тут завязано, а я не хочу пудрить тебе мозги потусторонней фигней, которая все-таки имеет место быть, как бы я не сопротивлялся.
Итак, вернемся же скорей к тому, на чем остановились. В какой форме были лепестки?
У меня голова шла кругом от белиберды, которую нес уважаемый доктор. Я отпила остывшего чаю, он безбожно горчил.
— Я так и не вспомнила.
— Они были в форме ангела, — с видом человека, у которого всю карточную партию в рукаве был лишний туз, сказал доктор ван Чех и сложил губки бантиком.
— Это как? — недоумевала я. Как сложить человечка я еще представляла, а вот ангела.
Доктор нетерпеливо схватил ручку и листочек и нарисовал несколько загогулин: больше это было похоже на мутировавшую стрекозу.
— Не видишь? — брови роскошного доктора поползли вверх, — посмотри два лепестка лежат друг на друге, тот, что выглядывает снизу, символизирует голову, тот, что лежит сверху это платье. Два лепестка по сторонам лежат под всем остальным — это крылья, два лепестка лежат на "платье" — это руки.
Я смотрела на доктора с тупым любопытством: сошел он таки с ума или прикидывается?
— Не смотри так на меня, Брижит, — посуровел доктор, — у тебя есть другие версии?
— Может у этого чудовища просто четыре руки?
— Тогда почему верхняя пара рук растет из спины? — невозмутимо спросил доктор.
Логика была неоспорима.
— Потому что… потому что… — я пыталась найти ответ на дурацкий вопрос, — потому что, возможно, лепестки сами так упали.
— Я четко запомнил эту деталь. Острые концы все четырех лепестков рук и крыльев точно сходятся в одной точке, так не падают обычные лепестки. Он сам это сложил. Возможно, он что-то доработал, но он однозначно вспомнил образ и нам важно этот образ раскрутить до полного воспоминания. Странно только, что он утверждает, будто бы она похожа на тебя, но с самого начала не узнал в тебе ее образ. Часто бывает, что даже отдаленная схожесть побуждает воспоминания. В этом случае он сразу бы сказал, что ты это она и сразу сказал бы все, что знает. Все с этим Виктором не так!
Доктор помолчал. Побил слегка узловатыми пальцами по столу и достал из шкафчика коньяку, налил себе в чай.
— Трезвенницам не предлагаю, — сурово сказал он, когда я только раскрыла рот, чтобы попросить.
Доктор пил чай, а я смотрела на нарисованные им лепестки, и упорно продолжала не видеть в этой белиберде ангела. Аккуратно я пунктиром дорисовала лепестки, стараясь соблюсти пропорции.
— Простите, доктор, — задумчиво сказала я, — но ваша теория не верна.
— Какая из? — с интересом и набитым ртом спросил ван Чех. Откуда-то он достал печенье.
