Наталья Рузанкина - Возвращение
Туманная стена осталась позади, в ушах Странника все еще слышалось сварливое бормотание Кота, которого, кстати, возле почему-то не оказалось, а чувства и взор уже воспринимали иной мир, совсем иной. Он был скучным, мусорным, довольно прохладным, в цикории, репьях и чертополохе. За пустырем брала начало улица, она была тусклой, пасмурной, будто присыпанной стовековой пылью, ее разбитая мостовая щербато и страшно улыбалась в небо, а из подворотен домов тянуло сыростью и нищетой. Облезлые тощие кошки с жуткими воплями потрошили мусорные бачки, и при виде их Кот, оказавшийся внезапно рядом будто по волшебству, только грустно вздохнул.
Смуглые полуголые дети сидели на грязных картонках на размытом дождями тротуаре и тянули с «египетской ночью» во взорах тощие, в цыпках, руки за подаянием.
Шатаясь, как листья на осеннем ветру, проходили мимо странные люди с лицами тоскливыми или радостными, что-то шелестели друг другу и падали прямо под сутулые, кривые деревья на обочине, и засыпали на земле, подернутой тем же пасмурным пеплом.
— Эти — ничего… — печально шепнул Кот. — Эти — проще. Я предчувствую, что другие будут еще ужаснее.
Улица робко заканчивалась квадратной аркой в сонном сером теле чудовища в двадцать этажей, а за чудовищем их подхватил и погнал по ухоженному, скучно-зеркальному тротуару проспект, беспечный прожигатель жизни, нагло посверкивающий пузатыми рекламными щитами, хитрыми кокетливыми вывесками и бесчисленными супермаркетами. По тротуару, как листья осенью, кружились люди, и у каждого в глазах было некое озарение, а впереди реял черный плащ призрака. У каждого бегущего был свой призрак, он парил в некотором отдалении, он лукавил, подманивал, опасно подмигивал, звонко смеялся.
— Город призраков, — Кот ошеломленно застыл на месте. — Я много слышал, много знаю о нем, а вот вижу впервые. Его жители — разнесчастнейшие создания, всю жизнь они спешат, спешат поймать свой призрак, а когда настигают его — жизнь, драгоценнейший из даров, подходит к концу. И, стискивая руками пойманный плащ призрака, они проклинают всё и вся за собственную суету и слепоту, потому что вдруг видят перед собой единственную настоящую Хозяйку этого мира — смерть, и умирают, еще не всмотревшись в нее, от ужаса перед ней.
Тоненькая, будто фарфоровая девушка промелькнула возле, и в глазах Странника проступило восхищение.
— О, да! — насмешливо закивал Кот. — Фарфоровая Психея! Она мечтает об удачном замужестве, о кухне, наполненной разноцветной дрянью, о шкафах, набитых душным барахлом, и она получит все это, а потом ужаснется и умрет. Вон — призрак всей ее жизни, а уж как улыбается, как подмигивает, и темные одежды развеваются, и совсем немного осталось несчастной, чтобы ухватиться за край той одежды… Вечная память!
Быковатый, глянцево-стриженый, в узких зеркальных очках-лезвиях несся навстречу.
— О, этот успеет! — взвизгнул Кот. — Начинающий юрист, препоганейшая, доложу тебе, профессия, ибо есть в ней две стороны, и его сторона — не наказывать, а оправдывать преступления. Понимаешь, за это оправдание он всю жизнь будет получать блага земные, взгляни-ка, сколько перед ним призраков! Призрак роскошнейшей шлюхи, призрак лимузина и кругленькой суммы в швейцарском банке, призрак бунгало на Лазурном берегу… Да он и умрет в этой лазури, первый и последний раз ослепленный южным небом, и на побережье при последнем вздохе увидит перед собой Демона Смерти и так же ужаснется, ибо поймет, что всё вокруг было лишь обманчивым миражом, Фата-Морганой, и только Смерть — единственная и окончательная правда… Вечная память!
Кот вещал желчно, с надрывом, и Принц-Странник, устав разглядывать людские лица, обернулся к нему.
— Нам нужен Дом Хранителя, ты помнишь? Ты со своим неповторимым предчувствием определишь, где он?
— Не перебивай меня! — обиделся Кот и тут же несмешливо мурлыкнул: — Ах, какое историческое явление!
По тротуару, сонно моргая серыми рыбьими глазами, шествовала весьма примечательная особа. Плывущий водянистый взгляд ее ласково скользил по встречным и предметам и время от времени в его тяжелой глубине словно бы вспыхивала и погасала некая мысль, сообщающая лицу выражение радостного озарения. Странно было видеть на этом каменном, ленивом лице живые сполохи этого озарения.
Особа что-то навязчиво бормотала, порой останавливаясь перед прохожими или предметами, в результате чего прохожие и, кажется, даже предметы обиженно и торопливо покидали ее.
— Помешалась, — с жалостью заметил Кот. — Всю жизнь несчастную интересовали лишь два восхитительных вопроса бытия: что сколько стоит и кто с кем спит. Посмотри, какой наижирнющий черный призрак реет перед ней — то призрак ее неумеренного любопытства. Она забросила работу и учебу, она растеряла друзей, она забыла, как читать книги, слушать музыку, смеяться и плакать. Она даже забыла цвет неба над головой, свет заходящего солнца, шелест дождя (не маши на меня, я ничего не могу поделать с тем, что я — поэт!). Так вот, путешествует она по городу с утра пораньше с одной-единственной целью — как можно больше узнать, собрать как можно больше сведений по этим двум любимым вопросам. И…
Рыбьеглазая особа остановилась возле, обволакивающе-ласково рассматривая друзей.
— Бежим! — в ужасе мяукнул Кот.
Устремляясь вслед за другом в каменные переулки Города, Странник уловил полувздох-полушепот, сорвавшийся с губ особы: «Ах, какой мужчина!»
* * *Дом Хранителя в тихой полудреме покоился на окраине, в густой глянцевой зелени листвы: тихо скрипела маленькая калитка в саду, а меж засыпающих цветов в это время уже ласково посверкивали светляки. Ужас проспектов и площадей не долетал сюда, в тихий мир росистых, в лопухах, улиц, ветхих скворечен, рдеющих цветников, и казалось, даже люди в деревянных домах не попали под власть призраков, а жили просто, мудро и ясно, утром улыбаясь солнцу, а вечером прощаясь со звездами.
Хранитель, медлительный и важный, как персидский вельможа, весь в лилово-золотом, праздничном, торжественно пил чай на террасе и смотрел на спутников дымчатыми глазами. Кот, чувствуя перед собой родственную душу, улыбнулся светло и загадочно, а Странник помрачнел.
— Вы устало выглядите, — Хранитель будто всматривался во что-то за их спинами, и глаза его из дымчатых, беспечных стали темными, тревожными. — Вас напугал город?
— Нет, вовсе нет, — смутился Принц-Странник. — Безобразие не пугает. Оно… по-моему, оно вызывает жалость.
— Жалость! — возмущенно вскинулся Кот. — Да когда вся эта жуткая, рычаще-асфальтовая, кипящая какими-то котлами улица двинулась на нас, вся, целиком, со всеми этими дураками, столбами, афишами и призраками, у меня наступило такое чувство, будто я умираю! Да я и умер почти! Я провалился в какой-то люк и… Боже, какая прелесть! — Кот прервал на полуслове страстный монолог и с лукаво-восторженным видом устремился к небольшому фонтану, в мозаично-хрустальных глубинах которого поблескивали золотые рыбки. Зачарованно улыбаясь, он взгромоздился на барьер из розовых ракушек и опустил лапу в воду.
