Анатолий Агарков - Семь дней Создателя
Перед сном:
— Билли, как дела?
— Пытаюсь создать математическую модель человека.
— Думаешь это возможно? А для чего?
— Чтобы понять, чем он дышит, о чём думает, чего хочет.
— Я тебе и так скажу — дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег.
— Умно.
— Ну, трудись-трудись….
Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки — она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое.
— Ты зачастил, чувак. Если хочешь прописаться — проставляйся.
Ни тема, ни тон их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлёкся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие — люди авторитетные.
— Ты кто?
— Сорока.
— Где хвост оставил?
— Шутник? Сейчас очки пропишу — увидишь.
Очки, в смысле, затемнённые — "фонари" скрывать.
— Кто-то был бы против — я никогда. Сейчас вернусь.
Мамину гитару некому доверить, понёс домой.
— Не вернёшься — не обидимся, чувак.
Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще — предстоящие "танцы" обещали быть пыльными. Кинул взгляд на компьютер — моё детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а это человечество собралось меня бить.
Включил освещение коробки и вышел в её центр. Похрустел шейными позвонками, пощёлкал ключицами, попрыгал, разминаясь.
— Ну, смелее. Где тут известный окулист?
Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждёт. Ну, будет цирк.
Бить я их не бил — злости ещё не было. Ловил на контрприём и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом.
— Убери — ручонку сломаю, — предупредил я.
Он не послушался, а я не сдержал слово — поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чём неповинный заборчик. Затих. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко.
— Чё глазеете? А ну гурьбой — Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков.
— Смелее, смелее, — подбадривал и я.
Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их на земь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали и визжали — думаю, от восторга. Вдруг знакомый и любимый голос, лёгкий плеск ладошек:
— Браво-брависсимо! Ты ещё в детский сад не забудь заглянуть.
Мама! Мамочка! Здесь? Приехала!
Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства — у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание — это для девиц — перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понёс домой.
Она:
— Рюкзак, рюкзак — там все сокровища!
Прихватил и рюкзак.
Мы пили чай.
— Колотун-бабай сейчас в Якутии.
— Это в июле-то?
— Представляешь, утром всё бело от инея. Солнце встанет — роса блестит. В полдень жара. Ночью у костра греемся — в палатке даже в спальном мешке не заснёшь. Попростывали все, и решили свернуться. Смотри, что привезла…
Среди прочих якутских трофеев сверкал алмаз. Настоящий. Не силён в каратах — стекляшка в полногтя мизинца.
— Место запомнила? На следующий год рванём вдвоём, нароем-намоем, богатенькими будем.
Неделю мы разбирали мамины трофеи. Она из дома носа не кажет. Он у неё, и лоб, и щёки, и даже шея в красных пятнах. На руках — о, ужас! — "цыпки".
— Это от ледяной воды, — жаловалась мама.
Втирала кремы в кожу и сетовала:
— Кабы до учебного года зажило.
Пили чай.
— Ма, что такое русский народ?
— Здрасьте-приехали. Школу забыл?
— Нет, ты скажи не по-учебному — как сама понимаешь…
— На эту тему можно говорить до бесконечности. Есть такая теория: будто Земля — живой организмом. Там русским отведена роль нервов — вся боль планеты проходит через нас. Никто так не может чувствовать и переживать. Достаточно?
— Интересно.
Интересная мысль! Надо бы Билли подсказать. Хотя, если это зафиксировано в Инете, ему и без меня доступно.
Следующий свой визит в коробку приурочил к Жанкиному выходному. Но сначала подготовился — сделал заказ в ближайшей кафешке. Сидел с гитарой на своём месте — купил новую, покаявшись маме. Народ потихоньку подтягивался. Жанка!
— Наслышана, наслышана. Герой! Тема есть на миллион — чуть позже. А это что за дела?
Во двор вошла "фура" и начала разгружаться. Ребята в униформе "Макдоналдс" таскали в коробку пластиковые столики, стулья, накрывали яствами, питьём.
— Совсем онаглели буржуи! Ну, я им щас…
Удержал Жанку за руку:
— Это я проставляюсь.
— Ты? Ну, дела.
Подружка моя не смогла устоять на месте, шмыгнула к девчатам, потом к ребятам. Сервировка ещё не закончилась, мои вчерашние недруги, а теперь, уверен, друзья не разлей вода, рассаживались за столики. Впрочем, они внесли свою поправку — сдвинули их вместе. Сорока с подручниками не появился — то ли заняты были, то ли проигнорировали попытку примириться. Морячок с десантником пожали руку. Мы ударили по струнам, а девчонки накрыли нам в "оркестровой яме". Спиртного не было, но народ веселился от души. Притащили колонки, протянули удлинитель, подключили микрофон караоке — от желающих спеть не было отбоя.
В разгар веселья Жанка подошла с незнакомой миловидной девушкой.
— Алекс, знакомься — Даша.
— Даша, — прошелестели пухленькие губки.
Я кивнул — усвоил, мол.
— Алекс, девушке надо помочь. Сорока и с неё проставы требует. — Жанка округлила глаза. — Натурой.
Я бросил на Дашу любопытный взгляд — глаза большие, синие, грустные, строгие, прекрасные.
— А что? Здоровое чувство к красивой девушке.
— Не пошли. Лучше скажи — поможешь?
— Что надо сделать?
— Ну…. скажи, что это твоя девушка… Кто сунется — сразу по рогам.
— Легко.
Жанка покосилась подозрительно:
— Только вы не очень-то заигрывайтесь. Помни, Алекс, ты — мой.
Чуть позже взял микрофон в руки и объявил, что следующая песня исполняется для любимой девушки. Коллеги мои играли, а я пел и, как заправский эстрадный артист, выделывал в коробке танцевальные па. Подвальсировал к сидящей за столом Даше и чмокнул её в щёчку — чтобы всем всё стало ясно….
Дома признался:
— Билли мне нравится одна девушка.
— Давно пора, Создатель — пик твоей сексуальности уже позади.
— Я серьёзно.
— Я тоже….
Дашу увидел дня через три после нашего знакомства. Она плакала, закрывая лицо ладонями. Прихватили её у подъезда Сорока с известными уже приятелями. Кровь ударила мне в голову. Сработал инстинкт далёких и диких предков — не жалея живота своего, защищать самку и детёнышей. Разрывая одежду о кусты акации, полетели на клумбы приятели. Сорока попятился.