Наталия Некрасова - Мстящие бесстрастно
Постепенно привыкаешь к такому существованию и даже забываешь о том, что это всего лишь испытание. Так что когда отворили дверь, это даже разозлило меня. Во-первых, свет делал глазам больно. Во-вторых, нарушили покой. И вырвали из столь милых сердцу размышлений…
Хэмэк архуш-бари расспрашивал каждого из нас о том, что нам чудилось во тьме. Услышав о том, что в келье был кто-то чужой, он довольно усмехнулся.
— Это хорошо, дитя мое. Это будем развивать. Только научись еще различать то, что есть тут, и что есть не тут.
— Как это, о мудрейший?
— Вы, миряне, говорите о действительном и воображаемом, но границу проводите не там. Я научу.
И научил. Могу сказать, что через несколько месяцев эта способность ощущать в темноте развилась у меня до предела — моего, конечно. Теперь мне было вовсе не сложно пройти по незнакомому темному лабиринту, за сотню-другую шагов чувствуя присутствие человека или другого живого существа. Потом последовала следующая ступень. Нас учили чувствовать суть человека. Враждебен он или нет, лжет ли он, волнуется ли, страдает ли. Этим занимался сам Хэмэк. Надо сказать, нам это потом весьма пригодилось. И постепенно, научаясь читать человека, мы проникались каким-то новым чувством к нему. раньше было просто — оскорбителя и преступника надо убить, и все. Теперь мы видели в нем такое же, как мы, существо. Мы начинали думать. Вот этого и добивался от нас Агвамма. Этому и научил нас Хэмэк.
Последним, что нам предстояло пройти в монастыре, был Лабиринт. Вход в него был у основания стены монастыря, а куда он выходит… у него много выходов. Все пятеро были запущены туда, в полную тьму, вооруженные одними кинжалами. Может, опасность Лабиринта и была преувеличена, но страху мы натерпелись, и хорошо, что Хэмэк научил нас проводить верную грань между "здесь" и "не здесь". Я думаю, что чудовища, которые набрасывались на нас, были прежде всего плодом нашего возбужденного воображения. Но не все. Тот, кто пытался сожрать меня в ледяном пещерном озере, явно был из плоти и крови. По крайней мере, мой кинжал оказался потом в крови, а на плече моем виднелись три очень глубокие длинные царапины от чудовищной трехпалой лапы. Если бы не эти раны, мне никогда бы не узнать, что я еще могу. Вот тогда Хэмэк архуш-бари и сказал мне, что во мне, впрочем, как и во всех нас, есть хоть капля крови древнего народа.
— Ну, и что? Я давно это знаю. Да все наши правители кичатся ей, хотя какая же это честь, ежели эта кровь есть в самом последнем нищем?
— Дело в том, чтобы эти капли не смешивались с низкой кровью. Вас же мы научили использовать всю силу этих капель. Вот и используй. Да-да.
— Как, о бари?
— Соберись да и попробуй заживить свои царапины. Эсо не очень нужны такие заметные отметины на теле. Особенно эсо, которого видно. Давай, пробуй.
Это "давай, пробуй" стало моим девизом на всю мою жизнь. Этому тоже меня научил Хэмэк архуш-бари.
А что до старой крови, то наша гордость как я теперь понимаю, не в ней. Мне много довелось постранствовать, и вижу я, что прочие помнят свое прошлое по невероятным байкам да сказкам, в которых вранья куда больше, чем истины. Понятно — живет народ, потом прибегает другой народ, ай-вай-вай, драка, кровь, и все прежнее уходит и забывается, превращаясь в байку. Мы же сохранили честь древнего народа, всеобщего первопредка, записывая и запоминая все прошедшее. У нас нет разрыва в истории. Потому-то к нам и едут мудрые люди других стран, чтобы вспомнить свое. Вот наша гордость. Мы — эшхаринам.
Мы вернулись совсем другими. За четыре года мы отвыкли от привычной жизни в городе. Теперь все воспринималось по-другому. Наверное, мы просто выросли. Одно дело — четырнадцать лет, другое — восемнадцать. Нам даже стало казаться, что улицы стали уже и грязнее, а дома — ниже. Одно море оставалось прежним. Теперь наш взгляд привлекало не то, что раньше. Любопытно было ловить себя на том, что равнодушно проходишь мимо лавки со сладостями, замечая мимоходом то, что к их липкой поверхности то тут, то там пристала грязь, какие-то песчинки и волоски, что по ним ползают зеленые мухи — в детстве это как-то проходило мимо нашего внимания. Зато теперь нас привлекало оружие и одежда, кожевенные лавки, где были башмаки и башмачки, сапоги и сапожки на любой вкус, вороха одежды и тонких, как паутинка шарфов и покрывал, а девушек невозможно было вытащить из ювелирных лавок и от прилавков торговцев ароматами, краской для глаз, губ и щек с Благоуханных островов, меловой ароматической пасты для зубов и притираний. А главное — нас стал волновать вкус любви. Раньше, помню, любимым занятием было задрать прутиком юбку кайриэш и удрать, пока не дали по шее, поиздеваться над несчастными влюбленными парочками, поерничать и посплетничать насчет всякого такого… Надо сказать, кое-кто из нас потерял невинность уже лет в тринадцать, ежели не раньше. У нас не в редкость замужняя женщина одиннадцати лет или женатый мужчина тринадцати. Но это все не в городе. В Араугуде старые нравы отживают. Девушка уже почти всегда свободна в выборе.
Кайаль еще лет пять назад хвалился, что ходил к кайриэш. Лучше бы не хвалился. Шила в мешке не утаишь — мы очень скоро вызнали, что встреча эта славы Кайалю не принесла. К его стыду, ничего у него не вышло. И дразнили его долго и жестоко, пока страсти не улеглись и не нашелся другой повод для веселья. Но с тех пор Кайаль прямо-таки бегал от кайриэш. Боялся, что так никогда и не станет мужчиной. А кайриэш то и дело зазывали его — парень-то он был видный. И вот теперь, после возвращения в город, он решился еще раз испытать себя. И когда вернулся с дурацкой улыбающейся рожей, мне стало ясно, что опыт оказался удачным.
Наше обучение закончилось. В нашу честь роан устроил пиршество в своем доме, на котором были только люди нашего клана, наши родители и избранные гости. Прочим незачем было знать в лицо будущих эсо. Именно будущих — нам еще предстояло пройти испытание в деле. А пока каждый из нас должен был жить так, как живет обычный человек, чтобы не привлекать подозрений. Мне после учения у брата Хлика легче всего было заняться лекарством и составлением снадобий. Конечно, еще очень даже многому можно было поучиться, да и времени было достаточно. Эсо не каждый день нужен. Да и кто знает — все ли мы все-таки станем эсо — это решает испытание. Так мы и жили — Аоллех был принят на службу в дом роана, в телохранители — хорошая работа для эсо. Найрану решил уйти от мира. Маххати вернулась к родителям и жила, как обычная женщина — пряла и ткала шелк на продажу. А Кайаль занялся работой по металлу. Красивые вещи выходили из его рук. Кинжалы с затейливыми рукоятями, фибулы и цепочки, браслеты и пряжки — его работа вскоре стала славиться и его изделия охотно покупали. Я тоже. В маленьких бронзовых флакончиках работы Кайаля мои снадобья расходились весьма хорошо.
