Феликс Эльдемуров - Птичка на тонкой ветке
- Да ты пей, пей, - поторопил его Тинч. - Одно желание!
На это сэр Бертран мотнул головою, прифыркнул как боевой конь и сделал глоток из злосчастной фляги...
- Быр! Крепота, однако! - сказал он. - Помню, как однажды, это было после сражения при Арсуре, мы с сэром Ульрихом...
Шум прошёл по ночному лесу. Ветра не было, только шум и шелест сухих прошлогодних листьев. И шелест этот неотвратимо приближался...
Она приближалась к нашему костру, отгибая ветви и раздвигая кустарник, неотвратимая и гордая, закинув за плечи россыпи иссиня-чёрных, искрящихся отсветами костра волос. Глаза её, синие, сверкающие как небо... и т.д.
Её копыта мягко, мягко, очень мягко ступали по опавшей листве.
И здесь мы, так и быть, поведём своё повествование от лица непосредственно автора...
Глава 4 - Кое-что о жизни кентавров
Иоланта:
Ну, что же? Где твои цветы?
(С тоской и недоумением.)
О рыцарь, рыцарь, где же ты?
"Иоланта", либретто М.И. Чайковского по драме Г. Герца
1
Вначале им показалось, что из темноты выходит просто очень высокая, красивая... нет-нет - необыкновенно красивая женщина. Блеснул металлом обод, скреплявший волосы, и расшитый золотом широкий пояс на кожаном, с металлическими заклёпками переднике, тёмно-вишнёвое платье из-под которого спускалось почти до самых бабок и рассыпалось складками по спине. Поверх её одеяний был накинут просторный серый плащ, стянутый золотой застёжкою у горла. Малиновая, с кистями попона прикрывала конскую спину и серый в яблоках круп...
Склоняя гордую голову на лебединой шее, кентавриха подошла вначале к Тинчу, который, не сводя с неё глаз, стоял, опираясь на посох.
- Эвоэ!.. Ассамато Величава! - сказала она нежным колокольчиковым голосом.
- Как? Величава? - спросил Леонтий. - Грузинка? Гамарджоба, генацвале!
Кентавриха непонимающе заморгала глазами.
- Меня зовут Тинч, - представился молодой тагркоссец.
- Тин-ньч... - нежно протянула она. - Тымаль, чиквышед, шийизморя.
- Как, как? - не понял он.
- Айхого, ворила та-ак... - пояснила она задумчиво.
- Постой, постой! - сказал Леонтий. - Она разговаривает примерно как мы, только иначе скрепляет слова. И впридачу каким-то образом вычитывает обрывки наших воспоминаний... или цитат...
- Наверное, у кентавров так принято, - предположил Тинч.
- Мнен, равитсят, войподарок, - и Ассамато ловко выхватила из его руки посох Таргрека.
Мгновение все стояли в недоумении. Леонтий заметил:
- Однако, нахальства она тоже не лишена.
- Постой ты, тихо! - шепнул Тинч. - Там, среди узоров, есть изображение кентавра. Видишь, разглядывает. А посох я сделаю новый, в лесу полно орешника...
- Кабыябы, лацарица! - провозгласила кентавриха, обращаясь на сей раз к писателю.
- Ну, а мне что ей подарить? - спросил Леонтий. - Разве что это?
И протянул Ассамато пустую чашечку из-под кофе.
- Кубокпен, ныйнеза, бвенный!
И чашечка оказалась весьма кстати...
- Ябдля батюшки царя! - заявила кентавриха, приблизившись к Бертрану и склоняя перед ним пышные, пахнущие конским потом волосы. - Роди лабага тыря!
- Э! Э! Э-э! - слабо засопротивлялся тот, но отступать было некуда - мешало упавшее дерево.
- Она хочет сказать, что она знатного, царского рода! - перевёл Леонтий.
- Мне тоже... тоже ей что-то дарить? - прошептал несчастный рыцарь.
- Тебея самапо дарок! - со значением провозгласила Ассамато, потупливая и вновь широко открывая голубые очи, и опускаясь на колени всеми четырьмя нижними конечностями. - Акто менясю давызвал?.. А-ат-вечай!!! - добавила она.
Тут стало видно, что на спине её, там, где у лошадей полагается седло, приторочены сумки. В чехле угадывался самострел, два других объёмистых колчана были набиты стрелами и дротиками. Помимо этого, в арсенале Ассамато присутствовали два скрепленных вместе, окованных металлом посоха, набор хлыстов, короткий меч и свёрнутая в рулон кольчуга.
- Боевая дама! - уважительно сказал Леонтий.
- "Шведрусский колет, рубит, режет!" - Бойбар Абанов крикискрежет! - продекламировала Ассамато.
- Та-ак, а это вновь из Пушкина! - догадался писатель. - Правда, цитирует как дошкольница. Надо же. "Бойбар Абанов"...
- Такэто! Выдэ Борн! - сказала кентавриха, не отводя от рыцаря глаз. - Число, веса, горьки, кактёрн!
- О Господи... - простонал сэр Бертран. - И это она знает...
- Ну, ты сам скажи ей что-нибудь! - не выдержал Тинч. - Всё-таки, это ты её сюда вытащил!
- Я её боюсь... Она... Она такая большая!..
Ассамато лукаво улыбнулась и похлопала себя ладонью по серому в яблоках крупу:
- Мояиюлька, любитконятво, его! Яйты, яйтвойвер ныйскакун!
- Что она говорит?
- Это очень просто, - объяснил Леонтий. - Брачную ночь вы проведёте втроём: ты, она и твой верный конь. А как же, по-твоему, появляются на свет кентавры? Наверное, так, как это изображал великий Ропс...* Да, а заднюю её часть зовут Июлька, и ей очень нравится твой боевой скакун.
-----
* Фелисьен Ропс - бельгийский график и живописец XIX в. Мастер литографии и офорта, автор смелых карикатур и аллегорических композиций, имевших порой нарочито эротическое содержание.
-----
- Ненавижу, - прошептал Бертран. - Уйди от меня. Чудовище. Монстр!.. Уйди прочь!
- Поче, муты... - она отстранилась и всхлипнула. - Тыго, нишьменя?..
- Пойди прочь, я тебе говорю! Страшилище!
- Так нельзя, сэр рыцарь, - подал голос Тинч. - Ты пригласил её, а теперь?
Медленно, медленно она поднималась на ноги, утирая слёзы прядями своих великолепных волос.
- Вон! Пошла вон! - сэр Бертран терял терпение.
- Трус! - коротко бросила она.
- Ты ещё будешь оскорблять меня, дрянь... - и лезвие меча сверкнуло между ними. Но не успели вмешаться друзья, как посох Таргрека просвистел в вечернем воздухе и ударил раз, и два, и три... Меч отлетел в кусты, а сэр Бертран де Борн лежал на земле, надёжно прижатый копытом, и острие посоха касалось его горла.
- Ай, щёй, дурак! - презрительно возгласила она. И прибавила:
- Инес, мей! Итьзам, нойследом! Ато какдамко пытом!
И, всхлипнув, побрела, пошла, побежала прочь...
- Ассамато! - одновременно закричали Леонтий и Тинч. И конь Бертрана, ковыляя на стреноге, тоже призывно заржал ей вослед:
- Гуи-гн-гнм!..
Долгое пронзительное ржанье ответило из темноты. Затем всё стихло.
- Нехорошо получилось, - сказал Леонтий. - Впрочем, так бывает часто. Вначале ты обожествляешь её, и пишешь ей стихи, и даришь цветы. Потом, когда выясняется, что она - живая, из плоти и костей, и со своими взглядами, странностями, тайнами... Внутри каждой женщины сокрыт свой монстр...