Джеффри Форд - Секретарь писателя
Вспоминала я и Кригенвейл. Особенно часто это происходило, когда на лекциях по литературе преподаватели слишком глубоко уходили в дебри теории. В эти минуты мне больше всего хотелось, чтобы Гландар ворвался в двери, вскочил на кафедру и продемонстрировал этим апологетам кульминации и антитезы несколько фехтовальных приемчиков. Впрочем, по большому счету учиться мне нравилось. Особенно налегала я на английский, хотя становиться преподавателем не собиралась.
Что касалось работы в «Бургер кинге», то она была тяжелой и довольно грязной. Платили за нее не слишком много, поэтому, подавая покупателям сочащиеся горячим жиром котлеты из конины, я часто шептала сквозь стиснутые зубы: «Смерть неверующим!». Все же, несмотря на поистине гватентарнские ужасы «Бургер кинга», мне было любопытно познакомиться и пообщаться с другими работниками моего возраста.
В целом мои дела шли достаточно хорошо. Родители были довольны моими успехами, но мне все же чего-то не хватало. Однажды вечером я поняла, чего же мне хочется. Мне хотелось стать писательницей. Пожалуй, я была бы довольна, даже если бы каким-то чудом мне удалось вернуться в захламленный кабинет Ангуса, где на моих глазах самые обычные слова обретали самостоятельную жизнь, а невероятное, невозможное облекалось в плоть и кровь. Недолго думая, я купила толстую тетрадь и попыталась написать свой первый рассказ, однако мне мешали чрезмерно критичное отношение к своим способностям и недостаток самого обыкновенного куража, так что дальше нескольких строк дело не продвинулось. «Ах, если бы, — думала я, — ночью ко мне прилетела черная птица Кри-Кри и похитила у меня мои неуверенность и разочарование!»
Я заканчивала второй семестр, когда в дом родителей принесли посылку на мое имя. Мать позвала меня, и я спустилась вниз, протирая глаза (накануне я поздно легла, читая к экзамену свифтовскую «Битву книг»). Мама вручила мне увесистый пакет, торопливо чмокнула в щеку и ушла на работу.
Вскрыв пакет, я заглянула внутрь. Там оказалась довольно увесистая книга в твердом переплете. Я вздрогнула от волнения, когда поняла, что держу в руках экземпляр только что вышедшего «Победителя Мальфезана». Бросив пакет на пол, я торопливо раскрыла роман на последних страницах — тех самых, которые я надиктовывала Ангусу. На пятой от конца странице я обнаружила абзац, повествующий о том, как Гландар и чудовище стояли лицом к лицу на краю утеса.
Опустившись на диван, я впилась глазами в текст. Никогда не забуду, что я испытала, перечитывая знакомый отрывок, ибо Ангус записал мой рассказ слово в слово, ничего не изменив. Дрожащими пальцами я провела по чуть выпуклым печатным строкам, и когда они не исчезли, с гордостью подумала: «Я написала это!».
И снова — как в тот день, когда я диктовала Ангусу финал его романа — перед моим мысленным взором возникли подробности последней битвы между Гландаром и Мальфезаном. Точно наяву слышала я все проклятья и ругательства, ибо и их Ангус сохранил полностью, не выбросив ни единого. Однако к моменту, когда морские волны сомкнулись над двумя изуродованными телами, в книге осталось еще страницы полторы текста.
Недоумевая, я стала читать и узнала, что Гландар вернулся в Кригенвейл вечером того же дня. Насквозь мокрый, с дюжиной морских ежей в волосах и ожерельем из водорослей на шее он вступил в траурный зал кригенвейлского дворца в самый разгар поминок. Разумеется, глубокое горе в один миг сменилось бурной радостью, пошли по кругу заздравные чаши с вином и элем, а герой, присев у очага, рассказал собравшимся, каким образом умудрился спастись от неминуемой смерти. Эластичное, как резина, тело Мальфезана смягчило удар, и хотя Гландар едва не утонул, ему удалось справиться с отливом и выбраться на берег в трех милях от места сражения.
Роман завершался на высокой ноте, не оставлявшей ни малейших сомнений в том, что в самом ближайшем будущем читателя ожидают новые зубодробительные приключения, шумные пиры и амурные похождения.
— Что за черт?! — проговорила я вслух, откладывая книгу. Пять минут спустя, когда я успокоилась и подняла с пола конверт, я нашла ответ на свой вопрос. Торопясь увидеть напечатанным свой кусочек романа, я не заметила адресованного мне письма.
Дорогая Мэри, — писал, Ангус. — Мне очень жаль, но пришлось немного изменить созданный Вами блестящий финал. Тому есть несколько причин. Первая лежит на поверхности: я просто подумал о всех гонорарах и отчислениях, которые я НЕ получу, если позволю Гландару погибнуть, Вторая причина не столь очевидна. Дело в том, что я еще не готов убить своего героя — выдумка, фантазия нужна всем, и не только читателям, но и вашему покорному слуге… Гландар, кстати, передает Вам свои наилучшие пожелания и просит Вас извинить его за то, что он невольно споспешествовал мне в той небольшой мистификации или розыгрыше (назовите как хотите) объектом которого были Вы, Мэри.
Да-да, Мэри, все это затевалось почти исключительно ради Вас. Теперь я могу признаться, что в день, когда я Вас встретил, я уже знал, что Вы умны, что Вы любите книги и что у Вас есть собственные идеи. Впрочем, я бы все равно понял это, даже если бы накануне интервью с Вами не позвонил в Вашу школу и не переговорил с Вашими учителями. Они-то и рассказали мне о Вашем любимом месте под дубом на окраине школьного парка. Я хорошо знаю этот дуб, Мэри. Но я знаю и другие места, где Вам необходимо побывать. Парадокс — но иногда процесс разрушения может одновременно быть и актом созидания. Я знал, что именно необходимо Вам, чтобы найти свой путь в жизни. Невежественный, грубый, попукивающий (пользуясь случаем, приношу свои извинения за непристойное поведение) графоман, с которым Вы познакомились в тот далекий день, был и остается лучшим из созданных мною художественных персонажей. Что толку в самой изощренной фантазии, если дна не в состоянии показать нам, как стать теми, кем мы хотим быть?.. Гландар говорит: «Будь мужественным, живи полной жизнью и помни о чести». Его программа может показаться примитивной, но и она годится, чтобы было на что опереться в нашем непростом мире. Надеюсь, Вы согласитесь со мной и простите меня. В свое оправдание могу сказать только одно: я поступил так, потому что знал — когда-нибудь из Вас может получиться настоящий писатель, нужно только немножечко подтолкнуть Вас. Как бы то ни было, я счастлив, что мне удалось Вам помочь.
С уважением,
Мармадьюк Ангус Кригенвейлский.
Сначала я ничего не поняла, но потом прочла письмо еще раз и рассмеялась свободным и счастливым смехом, как может смеяться только истинно верующий. В тот день я так и не пошла сдавать экзамен по Свифту. Вместо этого я отправилась на кухню и сварила большой кувшин кофе. Затем я поднялась к себе в комнату, заперла дверь и, не обращая внимания на отца и мать, звавших меня, с наружной стороны, на протяжении двух дней писала этот рассказ.
