Песах Амнуэль - Каббалист
В судьбе Романа Борчака сыграл странную роль. Он служил одновременно примером и антипримером. Разумеется, примером упорства. Когда-то в город приезжал Вольф Мессинг и выступал с «психологическими опытами». После концерта Борчака сказал: «Я научусь делать то же». И учился, тренируя чувствительность кожи ладоней, пальцев, наблюдательность и, как потом выяснил Рома, способность мистифицировать окружающих. Когда Рома впервые попал к Борчаке домой, тот уже умел ощущать идеомоторные движения партнера, то есть, в сущности, действительно проделывал то же, что и Мессинг: держал человека за руку, повторял «думайте, думайте» и безошибочно находил заранее спрятанный предмет.
Каждый вечер теперь Рома проводил у приятеля. Уроки и книги отошли на второй план. Боря тренировался, а Рома перепрятывал предметы, покорно протягивал левую руку и усиленно думал, куда Борчака должен идти, чтобы найти спрятанное. Боря уверял, что каждый «простой советский человек» при желании и усердии сможет этому научиться. В отличие от Мессинга, он был убежденным материалистом. Впрочем, был он немного и фокусником, вовсе не ограничивая свою деятельность простым повторением опытов Мессинга. Он научился читать записки в запечатанных конвертах, прикладывая их к затылку и глядя при этом на какой-нибудь блестящий предмет. Это был, конечно, фокус, который получался лишь в хорошей компании, уже настроившей себя на то, что Боря умеет все. Вера, как убедился Рома, — великая сила, заставляющая принимать за чистую монету даже явное жульничество.
Как-то во время вечеринки дифирамбы Борчаке превзошли критический предел, и он решил поднять свой престиж на бесконечную высоту. Рома, привыкший к странностям приятеля, тоже растерялся, когда Боря неожиданно заявил: «Да это что! Я и летать, вообще-то, могу!» И пошел к балкону. Стояла весна, балконная дверь была распахнута настежь, а квартира, где они веселились, находилась на пятом этаже. Рома потом спросил приятеля, что бы он сделал, если бы его не удержали двадцать рук. Борчака только махнул рукой и сказал: «Да ну… Так и должно было быть. Людей чувствовать надо, понял? Все, конечно, материально, но есть еще психология, правильно?»
С Борчакой Рома написал и свой первый фантастический рассказ. Оба хотели не только делать что-то, но и сказать нечто важное миру и человечеству. Борчаке предстояли выпускные экзамены, но, вместо того, чтобы готовиться, он приходил к Роману, и они, споря и выходя из себя, написали опус о том, что к Вильяму Шекспиру явился из будущего путешественник во времени и надиктовал великому англичанину не только сюжеты, но и много готовых стихов из «Гамлета, принца Датского». Фантастики в середине шестидесятых издавалось все больше, интерес к ней возрастал, но книги можно было еще покупать в магазинах. Читали они много, но сюжет с Шекспиром им не встречался, они считали себя первооткрывателями, разумеется, ошибаясь в этом, как и во многом другом. Они еще не знали, что дружбе их скоро придет конец, что каждому уготована своя судьба, что Боря поедет в Новосибирский медицинский, где есть кафедра церебральных аномалий, и после этого они не будут видеться лет пятнадцать. А встретятся в Москве, где Борис будет жить один после развода, вспомнят прошлые забавы, и врач-психиатр Борис Наумович Шлехтер расскажет о том, что завтра уезжает насовсем и собирается открыть в Нью-Йорке собственную клинику. О причинах решения друга Роман Михайлович спрашивать не будет.
От дружбы с Борчакой осталось у Ромы обширное наследство: материальным был только рассказ о Шекспире, все остальное отложилось в характере — упорство, некоторый даже фанатизм в достижении цели. То, чего не мог сделать отец, добился друг.
Рассказ был, конечно, плохим, не так давно Р.М. случайно обнаружил рукопись в кипе старых бумаг, которые Таня приготовила сдать в макулатуру в обмен на абонемент Пристли. Р.М. перечитал рассказ, тихо ужаснулся и позволил Тане избавиться и от рукописи, и от скрепленного с ней отрицательного отзыва из журнала «Техника-молодежи».
После того, как Боря уехал в Новосибирск, Роман записался в Фундаментальную библиотеку, где и проводил все время, свободное от школьных занятий. Первой книгой, которую Рома прочитал (впрочем, не до конца), была «Белая и черная магия» издания двадцатых годов. Книга его поразила — вовсе не глупостью, как он ожидал, а точными описаниями процедур, которые необходимо выполнять, чтобы вызвать духов, впечатляющими описаниями странных явлений и видений, возникавших у людей, общавшихся, по их словам, с потусторонней силой. Было ли во всем этом какое-то рациональное зерно или только и исключительно шарлатанство? Разумеется, за один вечер Рома успел только перелистать книгу и прочитать две первые главы. Он отложил ее и пришел на следующий день. Однако, в подсобном фонде книги почему-то не оказалось. Пришлось заполнять новое требование. Через полчаса Роман получил отказ с припиской, что означенной книги вообще нет в библиотеке. Рома кинулся к каталогам — вчера карточка была, сегодня она исчезла! Он обратился к библиографу и узнал, что книга оказалась в основном фонде по ошибке, ее никогда не заказывали, Роман оказался первым за много лет. Ошибку обнаружили и исправили, потому что книги такого рода хранятся в спецфонде и выдаются только по особому разрешению и только тому, кто работает над диссертацией, в которой клеймит буржуазные философские течения и всякое мракобесие.
Клеймить Роман не собирался. Он не понимал: почему, если у человека есть голова на плечах и желание разобраться в чем-то самому, он не может доставить себе такое удовольствие. Объяснение библиографа было исчерпывающим: «Ты поймешь так, другой иначе, что это будет? Читай курс философии, мальчик, там написано, как нужно понимать».
Ничего другого ему и не оставалось. Но философия ему не нравилась: скучно. И нет конкретного объяснения. Бога нет? Нет. Черта нет? Нет. Ведьмы есть? Откуда им взяться, если нет ни бога, ни черта? Значит, все сплошное надувательство и массовый психоз.
Что ж, среди телепатов, наверно, действительно много шарлатанов и фокусников. Может, даже все телепаты жулики. Но кто может утверждать, что из правила нет исключений? Кто проверял? Роману нравилось ленинское «доверяй, но проверяй». Он доверял физикам и философам, которые утверждали, что ведьм нет и быть не может. Но ведь он доверял им и тогда, когда они утверждали, что кибернетика — порождение буржуазной науки.
Он карабкался от мысли к мысли, понимая, что, не прочитав книг, пылящихся в запасниках или в чьих-то скрытых от любопытного взгляда домашних библиотеках, он не сумеет ничего толком для себя уяснить. Он мог только доверять, не проверяя.
