Дэйв Дункан - Утраченный идеал
– Милорд!
Он оглянулся и увидел нескольких Сопрано, мальчиков из младшего класса, бежавших к нему через двор.
Минуло пять лет с тех пор, как Дюрандаль, устав считать новые морщины, передал Айвиуоллз сыну и вернулся в Айронхолл, чтобы заняться чем-то полезным. Боль по Кэт улеглась, сгладилась, но не ушла, она напоминает о себе, как напоминает отрубленная рука или нога, как нечто, что невозможно ни простить, ни забыть, как обрубок, ноющий, но не кровоточащий. Парсвуд не раз предлагал ему занять любую, на выбор, должность: стать Магистром Рапир, Магистром Сабель, Магистром Чего Угодно. Дюрандаль настоял на том, чтобы остаться Магистром Ничего. Кандидатам такой титул казался смешным, но он занимался с ними фехтованием, рассказывал о политике и помогал, чем мог.
Так было зимой. В остальное время Дюрандаль путешествовал, посещая места, побывать в которых всегда мечтала Кэт.
Когда его позвали, он как раз собирался на встречу со Снэйком и еще двумя близкими друзьями, чтобы вместе с ними отправиться в поход по южной Эврании. Еще две минуты, и Дестриер вынес бы его за ворота. Возвращение планировалось через полгода.
Дюрандаль спокойно выслушал бессвязное донесение запыхавшихся бледнолицых посланцев и сказал:
– Спасибо. Седрик, расседлай, пожалуйста, моего коня. И в качестве утешения дай ему овса.
Затем он отправился взглянуть на тело.
На протяжении почти десяти лет Парсвуд компетентно, хотя и без вдохновения, исполнял обязанности Великого Магистра. Не старик, хотя… да, на три года младше Дюрандаля. Тогда, в юности, три года казались огромным сроком. Они не были близкими друзьями и сошлись лишь тогда, когда молодость осталась в далеком прошлом. Парсвуд служил под началом Снэйка в период войны с Монстрами; он удержал от развала Орден, когда грянул кошмар Тенкастера, и Клинки едва не истребили друг друга. А теперь…
Плац притих. Дюрандаль свернул к группе старших и распорядился продолжать занятия, пообещав, что им скоро сообщат об изменениях. Потом направился к Первому дому.
Ордену предстояло избрать преемника Парсвуда, так что путешествия лорда Роланда откладывались, а еще вернее, о них можно было забыть. В такой оценке ситуации Дюрандаль опирался не на самомнение, а на трезвое осознание неизбежного. Ожидавшей его работе он предпочел бы старческое слабоумие, но другого выхода не было. Будь у власти Малинда, она запретила бы выборы, но Малинда отреклась от трона и уплыла в далекие края. Сейчас, спустя почти два года после Тенкастерского заговора, едва не расколовшего страну, Шивиаль все еще оставался разъединенным; одна половина проклинала Клинков за «чужеземного» короля, якобы посаженного ими на престол, другая же приветствовала их как спасителей государства. Если бы такой важный человек, как лорд Роланд, имя которого было самым тесным образом связано с временами доброго короля Амброза, отказался от службы, это сочли бы прямым оскорблением.
К тому времени, когда он поднялся по ступенькам к палате Великого Магистра, у постели уже толпились, негромко переговариваясь, с полдюжины рыцарей. Дюрандаль вошел, и на лицах, повернувшихся к нему, появилось выражение надежды.
– Должно быть, это произошло во сне, – сказал Магистр Ритуалов.
– Вид у него вполне мирный, верно?
– Он заслужил немного покоя, – вздохнул лорд Роланд. – Необходимо известить короля. А потом… хм… кто заменит его до выборов?
– Вы, милорд.
Они сказали это хором, кивая головами, словно пьющие цыплята. Интересно, уж не спланировано ли все заранее? Дюрандаль вздохнул.
– Если хотите… на время. Проведем общее собрание. – Он знал, каким будет решение. – Магистр Ритуалов, вы не отправите гонца к его величеству? Магистр Архивов, полагаю, вы знаете, как должно все устроить?
Разумеется. Магистр Архивов имел в своем распоряжении записи, касавшиеся всего, что случалось здесь на протяжении четырех столетий.
Когда невольный наследник выскользнул наконец из комнаты умершего и поспешил к дому короля Эверарда, чтобы сменить верховой костюм на нечто более приличествующее высокому званию Великого Магистра, большой колокол уже гудел, созывая всех в зал собраний. Готовясь к предстоящему выступлению, Дюрандаль посмотрел в небо и заметил по-прежнему неспешно парящего в вышине ястреба. Люди приходят и уходят, а жизнь продолжается.
У подножия лестницы навстречу ему вышел стройный молодой человек с мечом старшеклассника, и витающий в облаках Магистр едва не столкнулся с ним. Они извинились друг перед другом. Флориан уже почти месяц занимал место Первого и справлялся с обязанностями намного лучше, чем ожидалось.
– Милорд, это…
Дюрандаль с раздражением взглянул на это. Мальчишка был слишком юн даже для Сопрано, а его камзол и штаны заметно отличались от школьных в лучшую сторону. Только не сегодня! Никто не имел права принимать нового кандидата, а допустимый лимит и без того уже был превышен.
«У Монпурса волосы не вились, – подумал вдруг он, – а вот цвет такой же, да и глаза похожие, как льдинки с застывшим в них солнечным светом. Выражение – серьезное, но не тревожное».
– Придется прийти в другой день. Кто его привел?
– Ну… в общем… Никто, милорд. Видите ли, Стручки нашли его на дороге. А сюда он приехал с Калвертом.
Согласно устоявшемуся обычаю, желавших поступить в школу Айронхолла поддерживали родители либо опекуны, хотя время от времени в списке кандидатов оказывались и такие вот «подкидыши». Мальчишка – худой, нескладный, по-городскому бледный – не достиг еще и подросткового возраста, но, с другой стороны, многие начинали подобным образом, и уж по крайней мере выслушать парня стоит, ведь на кону, может быть, все его будущее.
– Как тебя зовут?
– Нэд… милорд.
Встреча с лордом явно произвела на мальчика впечатление, но не испугала и не смутила.
– Голоден?
Вопрос, ответ на который Дюрандаль уже знал. Ледяные глаза блеснули.
– Да, милорд.
– Отведи его на кухню, Первый, и скажи поварам, чтобы набили парня, как барабан. Жди меня там, Нэд.
Глядя вслед Флориану и Нэду, Дюрандаль отметил, что мальчишка идет, как на пружинах. Как Монпурс.
Объявление о смерти Парсвуда стало торжественно-печальным моментом в жизни школы, внезапно набежавшим облаком, бросившим тень на привычную череду дел. Пожилым магистрам и другим рыцарям уход этого человека напомнил об их собственной, не столь уж далекой, кончине. Для кандидатов он был тем человеком, кем они восхищались и кто дал их жизни новое начало. По древней традиции его меч, «Комар», повесили рядом с мечом основателя, «Закатом», в ожидании решения конклава относительно преемника усопшего.
