С. Алесько - Змеиное озеро
Сколько я там просидела — не ведаю. Мне показалось — долго, да только кто ж знает? Есть не хотелось, спать не могла. Еще жажда замучала. А холода я почему-то не чувствовала.
Но, сколько б времени ни прошло, а одиночество мое закончилось. Пожаловал граф, да не один, а со святыми отцами из ордена, что за чистотой веры следит. Как разложили они передо мной свои инструменты, у меня в глазах помутилось. Чистоту веры блюдущие переглянулись удовлетворенно.
— Видите, граф, — говорит один, — и в ход ничего пускать не придется.
Муж сглотнул как-то нервно и молча закивал. А другой святой отец, по виду главный, важно заявляет:
— Даже если ведьма во всем добровольно сознается, следует проверить ее устойчивость к огню. Иначе поставим на костер, а ей хоть бы что.
— Да, бывал такие случаи, — подтвердили его спутники, на графа поглядывая. — А сие есть пример для паствы крайне вредный.
Муж мой рукой махнул.
— Проверяйте, — говорит, а сам к двери — и был таков.
Я сижу и смотрю на своих палачей. Никак в голове не укладывается, что это со мной происходит. Так в себя и не пришла, будто со стороны за происходящим наблюдала. И когда меня про связь с нечистым расспрашивали (Да, святой отец, грешна, мужу изменяла. Много раз, с большой охотой и удовольствием. Да, со змеем в противоестественную связь вступала. Да, он и человеческий облик принимать может. Нет, вовсе не уродливый и не старый, без копыт, рогов и хвоста. Нет, других ведьм с нами ни разу не было. Пусть бы попробовали, так бы я их и подпустила!). И когда одежу с меня сорвали и к стене приковали ("Не глазейте на нее, братья! Ведьмы все на вид соблазнительны. Внешность их — орудие нечистого, смущающее души мужей безгрешных, направляющее их к погибели!" По-моему, это меня здесь к погибели направляют. Стена-то до чего холодная! Да еще какой-то выступающий булыжник прямо в позвоночник уперся. И не надо, мужи безгрешные, об меня так тереться. Я через ваши балахоны отлично чувствую силу соблазна нечистого.) Очень страшно было, когда они прутья железные над углями раскалили и к телу моему поднесли. Ни один еще не прикоснулся, а я уж от страха орала не своим голосом.
— Тебе, ведьма, такое должно быть привычно, — вещает главный. — Прикосновения нечистого не сильно от каленого железа отличаются, — и прут мне к груди приложил.
Я завизжала так, что у самой уши заложило. Все ощущения пропали, видно, от страха тело чувствительность потеряло. Хотя нет, не потеряло. Прекрасно чувствую, как святой отец железкой по груди елозит, соски задевает. Только боли не ощущаю. Странно… Собралась с духом и скосила глаза вниз, готовая изуродованную плоть увидеть. Что там осталось от моих крепеньких грудок, которые Змеюшка так любит? Гляжу, прут уже почти не светится, а кожа цела, только копотью испачкана. Тут поняла я, что матушкина огненная кровь меня защитила, и расхохоталась. Хохотала до тех пор, пока меня ледяной водой из ведра не окатили.
— Вот видите, братья, как важно ведьму проверить, — вещает главный святой отец. — Такую огнем не возмешь, ее топить надо, — и распорядился, чтобы каждый из его людей меня каленым железом погладил. Для наглядности.
Измазали мужи безгрешные меня копотью, убедились в неуязвимости, и засобирались уходить. Хорошо, расковали и дали напиться. Видно, опасались, что иначе я до показательной казни не доживу. Когда святые отцы ушли, я то ли сознания лишилась, то ли уснула.
В себя пришла от тычков и окриков. Дали мне еще воды напиться, какой-то мешок с дырками для рук и головы — наготу прикрыть, руки сзади связали и наружу потащили. Погрузили в телегу и отправились на Змеиное озеро. Там на берегу главный святой отец молитву прочитал, над озером руками помахал, воду освятил, чтобы уж наверняка ведьму изничтожить. Почетная роль палача графу досталась. Видать, в наказание за то, что за женой плохо следил и с нечистым спутаться позволил. Благоверный мой был не в восторге, но делать нечего: со святыми отцами не поспоришь. Посадил меня в лодку, на середину озера выгреб, ведьме на шею неподъемный камень навесил и в воду столкнул под заунывные песнопения святой братии с берега. Я, по правде сказать, уже совсем плохо соображала. Подумала только: хорошо бы перед смертью Змеюшку увидеть, а он тут как тут. Веревку с камнем с шеи стащил, хвостом меня обвил и повлек куда-то. Приятный такой предсмертный бред.
В себя я пришла на знакомой скале у дальнего озера. Надо мной матушка склонилась, лицо обеспокоенное.
— Это что же, — говорит, — оболтус тебя за столько времени не выучил под водой дышать?
— Откуда я знал, что она сможет? — Змей тут же рядышком плюхнулся, как ни странно, в штаны одетый. — Подсуропили-таки невесту нашего племени, — ворчит, а сам с меня глаз не сводит.
Я от пережитого и от облегчения разревелась. Родительница меня в лоб поцеловала и одних нас оставила. Змеюшка тут же обнял, к себе прижал и по голове гладит.
— Выловил себе подругу, — бурчит, — мокрую курицу. Не стал бы вытаскивать, если б знал, что тебя граф в озеро столкнул. Я-то думал, священник, и ты все еще мужняя жена. А теперь…
— Попался, мОлодец, — отвечаю.
Смеется.
— Шучу я, — говорит. — Мне такая и нужна. Ты на наших не похожа. Горячая, повеселиться любишь. И пушок у тебя красивый.
Дался ему этот пушок!
