Дмитрий Минаев - Маленькая Миледи (СИ)
Колдовали над ним две девицы, одна светленькая, другая чернявая, обе — кровь с молоком, грудастенькие и жопастенькие. В одних длинных рубашках прилипших от пота к телу. Жара тут стояла сильная, а кондиционеров я что-то не приметил.
А ты и рад поглазеть на их телеса. Извращенец.
А что ты хочешь, мне теперь только это и остаётся! Но продолжу.
Девахи тут же побросали свои дела (как оказалось, Фида не только мной командовала, а была местной домоправительницей) и, повинуясь приказам начальницы, принялись за меня. Вскипятили воду, притащили лохань и начали надо мной издеваться. О-хо-хо-хо-хо.
А пока давайте познакомимся.
Меня зовут Олиенн Вайрин Эсминн, нэдина форпоста «У Серебряной реки». На местном наречии всё звучит намного короче — нэдин эд Чиб ит Иртхим.
Мой отец Арид Камаэл Табар нэд форпоста… и так далее. Можно сокращённо ит Иртхим или просто Иртхим.
С чем можно сравнить его статус? Что-то вроде начальника пограничной охраны. Кроме нашего форпоста у него в подчинении находилось ещё три таких. Вот и сейчас он уехал в один из них с частью нашего гарнизона, когда гонец прискакал с вестью о вражеском вторжении. Так мне на осторожные расспросы ответила Фида.
Кстати, никакая она не Фида, а Фиддигард, да ещё и дальняя родственница отца.
Вообще, как я понял, мой отец принадлежал к благородному сословию не с самого рождения. Может он и был чьим-то бастардом, но всего достиг собственным мечом, ну и головой, разумеется. Был бы просто хорошим рубакой, ему бы эту должность не доверили, да и мама за него замуж не вышла.
— Ты, кстати, определись, кто ты есть. То ты «попаданец» хренов: «я сказал», «я сделал», то «мама», «папа», — напустилась на меня моя любимая вялотекущая шизофрения.
И в принципе она была права. Вот и сейчас, пока меня мыли и тёрли, слушая ласковое воркование Фиды, я уже дважды поймал себя на том, что чуть не ляпнул: «а я думал…», а потом «я хотел узнать…».
Чёрт! Чёрт! Едва не прокололся. И где — на пустом месте.
С этого момента решил, что если буду думать о себе ОН, а не ОНА — мне хана. Рано или поздно что-то брякну не подумавши. Чем это кончится, страшно было подумать. Пусть инквизиции, как таковой, здесь вроде бы не было, но угодить на костёр за колдовство можно было запросто.
Решено! С этого исторического момента Егоров Сергей Петрович 1965 года рождения объявляется безвременно канувшим в Лету.
Э-э-э, подожди! Я же ещё жив!
Теперь ты не спорь, так НАДО! Надо для нас обоих! Теперь мы одно целое и зовут нас Ола.
Так вот, что касается мамы — Ириэллин Миирит Юэлль нэды Серебряной реки, Светлорождённой лаэрины Вечнозелёного леса, то по рождению в местном табели о рангах она стояла куда выше отца. И вроде бы даже сбежала вместе с ним.
Этакие Ромео и Джульетта местного разлива.
И не надо пошлить. На самом деле всё это выглядело очень романтично.
Хорошо, что развязка не была кровавой, а то вышла б ещё та любовная история. Ведь между лаэром и нэдом (вершина карьеры отца, выше ему, скорее всего, при всём желании не прыгнуть) стояли ещё туэр, нирт и, кажется, омит. Хотя омит стоял как-то особняком, являясь титулом хозяев пограничных с империей владений. Эти вольные бароны (назовём их так) никому не подчинялись и считали себя равными другим монархам (но кто ж с этим согласится?). Поэтому по нашей — леворской классификации, они стояли ниже лаэров и дергов.
Так ты будешь рассказывать, или я?
Я ж не виноват, что ты, то есть девчонка в местном табели о рангах едва разбиралась.
А что ты от неё хочешь? Ей едва десять лет исполнилось. Ты сам вспомни, каким был в её возрасте.
Я в школе учился.
А где ты тут её видишь? На тыщщи вёст вокруг ничего похожего? Самый образованный человек отец Фергюс — местный священник.
Алкаш ещё тот.
Был бы ты в прошлой ипостаси — с удовольствием бы составил ему компанию.
А почему бы нет. Я бы многое за это отдал.
Даже жизнь.
Только не надо фанатизма. Я не настолько повязан с зелёным змием.
Вот и патер Фергюс свои мозги пропил не до конца. Обучил девочку и титулам, и умению читать и писать.
Ну это ты выдаёшь желаемое за действительное.
Отчего, я действительно выучила все буквы и цифры.
Во-первых, здесь не буквы, а, скорее, руны или иероглифы, а цифры — наподобие римских. Чего тут сложного? Правильно титуловать себе подобных дворяне учатся с детства. Малейшая оплошность в этом вопросе считается серьёзным оскорблением, которое смывается только кровью.
Чего придираешься? Фида вон вообще неграмотная. Отец — с пятого на десятое, чуть получше меня. Вот мама — та была женщиной образованной, жаль, что тебя, то есть Олу не выучила.
При воспоминании о матери на девочку накатывала такая грусть и тоска, что сердце сжималось от боли. Ничем не восполнимая горечь утраты.
Сердце кровью обливается.
Не надо пошлить!
Нет, я серьёзно. Жаль девочку, ведь мать погибла. А вместе с ней и младший брат. Кстати, ей явно не всё рассказали.
Что ж ты хочешь, чтобы ребёнку расписали все подробности?
Так-то оно так…
Но теперь-то ты знаешь?
Я в этом не уверен.
Так разберись. А сейчас не отвлекайся.
Рассказываешь, между прочим, ты. Забыла?
Ах да.
Тем временем девушки успели меня вымыть и принялись вытирать — новая экзекуция. Фида тоже не теряла времени даром, самолично сходив за платьем и бельём. Ещё мне принесли светло-коричневые сапожки, которые притащила рыжеволосая девчонка — моя ровесница. Пока меня облачали сначала в батистовую сорочку, потом в тёмно-синее шерстяное платье, чулки и сапожки, она, замерев у двери с открытым ртом, восторженно смотрела на меня. Наверно так же Козетта любовалось куклой в витрине магазина.
— Эх, такие волосы сразу не просушишь, — пожаловалась на судьбу чёрненькая, вытирая мои густые пряди.
— А может полотенце вокруг намотать, — я покрутила пальцем.
— Верно, нэда тоже иногда так делала, — бросив на меня сочувственный взгляд, горестно вздохнув, подтвердила Фида, — Я сейчас, — она ловко обмотала волосы полотенцем и уложила в тюрбан, отчего я стала похожа на турецкого султана.
— Заколоть бы надо, — заметила наставница, придирчиво оглядывая получившуюся конструкцию.
— У мамы ведь были заколки?
— У-гу, — отчего-то помрачнев чернее тучи, кивнула Фида.
— Так давай поднимемся и возьмём, — предложила я и, поддерживая двумя руками тюрбан, направилась к двери.
Оказавшаяся на моём пути девчонка заметалась туда-сюда, юркнув за дверь, как мышка.
Мы с наставницей поднялись по лестнице в мою комнату. Покосившись на меня, женщина полезла в сундук. Только уже в другой — поменьше. Интересно, что там? Персиковое платье. Мамино! Мама! Её вещи. Глаза мгновенно наполнились слезами. Я ничего не могла с собой поделать.
