Анатолий Нейтак - Уроки гнева
Этот мир безопасен. В нём хорошо отдыхать. Хорошо, спустясь по склонам в долину, пить из лесных ручейков, сидеть у костра, разведённого для настроения и приготовления еды, а ещё — чтобы отогнать воспоминания о холоде. Тиив неприкрыто радуется огню. Плавно двигает плечом, раненым стрелой, радуется отсутствию боли. Эхагес смотрит в огонь, одновременно погружаясь в глубины "моря и потока", пытаясь понять, что сделала с ним Хозяйка Песни, успокаиваясь. А о чём думает Владыка — кто знает?
Да, этот мир безопасен. В нём можно поспать, пока один из троих сторожит, сидя спиной к кострищу, изредка и не оборачиваясь подбрасывая в него валежник, слушая ночь, почти наверняка зная, что причин для тревоги не будет…
Но искомого в этом мире не найти, и поутру странники шагают за Поворот.
Два следующих мира оказались лишены разумных обитателей, но в каждом они пробыли не меньше чем по два часа. Потеря времени была оправдана нуждой стражей в тренировках.
Начал Тиив, устроивший разминку с мечом на берегу реки (мол, есть, где вымыться, да и стирку устроить можно). Гес поддержал инициативу, только начал не с "клинковых" канонов майе, а с попытки повторить атаку огненным шаром. И повторил. Целых три раза. Причём с таким эффектом, что Тиив прервал бой с тенью и побежал вылавливать из реки сварившуюся рыбу. (В конце концов, не пропадать же добру!) Затем Эхагес оправдал-таки своё прозвище, сосредоточась и взлетев к небу одним усилием мысли. Невысоко взлетев, локтя на три… Зато продержался в воздухе больше минуты.
Посмотрев на людей, Владыка сделал одно замечание, потом другое — и как-то незаметно начал учить стражей новым трюкам. Преимущественно из области мэлль. Обилие доступной энергии во много раз облегчало углубление таких познаний даже для Снежного Кота, который на этом поле не блистал особыми успехами. Все трое увлеклись, и процесс учёбы не прервал даже переход в новый мир.
Но после второго перехода странникам стало не до того.
— Дым, — сказал Тиив, морща нос.
— Странный какой-то, — добавил Эхагес, тоже усиленно принюхиваясь. — Кислый? Не-е, не похоже.
Пламенный не сказал ничего, а просто пошёл в гору.
И держался он так, что у людей, двинувшихся следом, руки сами собой тянулись к оружию.
Вокруг был лес — но лес странный, прежде никем из троих не виданный. Причудливо изогнутые стволы и ветки, чаще цвета обсыпанного пылью апельсина, реже — лимона с чёрными точками. Листья очень длинные и узкие, висящие в безветрии, как ленты, более тёмного и близкого к зелёному оттенка, чем кора, но всё равно не нормального зелёного. Росли эти деревья не в почве, а прямо среди камней, впиваясь узловатыми корнями во всякую щель, и редко какое из них достигало высоты в пять локтей. Быть может, это — молодой лес? Но тогда что произошло здесь до укоренения жизни? И почему такой странный вид?
Пламенный пошёл ещё осторожнее. Деревья впереди быстро поредели, а склон оборвался скалистым гребнем. Подойдя к зубчатой верхней кромке, тастар осторожно заглянул за неё. Люди последовали его примеру, приняв те же меры предосторожности, хотя ни один из них не понимал, чем это вызвано.
Взгляду Эхагеса открылась часть обширной асимметричной котловины, ограждённой каменными зубцами, как щербатой короной. А на дне…
Струи пара, бьющие на десятки локтей вверх. Плеши, залитые жидкой глиной. Среди дымного хаоса — жёлтое, бурое, тускло-медное, серое и чёрное. Смутный из-за расстояния ворчащий звук, мощный, но от своей монотонности не сразу заметный… и ещё — тот самый запах. Он действительно не был кислым и мало походил на запах гари, но прежде Летуну обонять такое не доводилось. Потому-то он и не мог подобрать ему сравнений: новое есть новое.
— Заболевшая земля, — тихо заключил Тиив. — Гнойник.
На то похоже, подумал Гес, но промолчал.
— Смотрите вверх, — прошелестел Владыка.
Люди повиновались. Пропитанный испарениями дым над котловиной держался низко, и ничто не мешало взгляду коснуться безоблачного неба. Но лишь опустив глаза к мглистой границе воздуха и дыма, Эхагес заметил…
Искорка золота, металлический росчерк. Лёгкий вираж, вверх — и вот уже далёкая искра скользит по синеве. Красиво! Что это может быть? Птица? Что-то крупновато для птицы. В горах расстояния обманчивы, но всё равно это золотистое чудо должно быть побольше коня-тяжеловоза. И раз оно так свободно ведёт себя в воздухе, то должно использовать для полёта магию. Притом не слабую магию, учитывая его размеры и скорость.
— Нас заметили, — сказал Владыка. Подтянулся и сел на гребень скалы, словно показывая, что не боится и не ничего не таит.
Искорка в небе сверкнула, выросла, промчалась высоко над тройкой странников. У Эхагеса шире распахнулись глаза, когда он увидел в зените гибкую линию крыльев и длинный хвост с шишкой на конце. Неужели у этого на самом деле четыре лапы? Вот уж странное создание…
А это меж тем заложило вираж, ухнуло вниз и как-то слишком быстро оказалось рядом. Хлопнуло оперёнными в золото огромными крыльями, опускаясь, вонзило в камень когти всех четырёх лап, изогнуло чешуйчатую шею. Уставилось на странников. Предположить иное было бы глупо, хотя в целиком хрустально-дымчатом, словно слепом, голубом глазу существа зрачок отсутствовал начисто.
Эхагес замер, впитывая чуждость крылатого. Соединение птицы и ящерицы, наверно, должно казаться некрасивым и неестественным — однако не казалось. Размеры его должны были пугать, но страха почему-то не было. А голова в костяной броне, увенчанная короной изящных рогов, и вовсе смотрелась так гармонично, что её величина и пасть, полная хищных белых клыков, становились не важны.
На странников повеяло тёмной, готовой взорваться насмешкой.
Ах-ха, только трое. Люди — вчерашние птенцы — и ещё один. Кто вы такие, мясо?
Для ответа Владыка использовал не тастар-мид, а человеческую речь. И образов дэну не создавал, отвечая пренебрежением на пренебрежение.
— Какое тебе дело до мнения мяса, ты, чудо в перьях?
А ты ещё и нахален. Лучше ответь.
Крылатый резко развернул свою прекрасную голову и плюнул. Воздух загудел, колеблясь на волнах жара. Ближайшее из кривых деревьев вспыхнуло, мгновенно обращаясь в тающий чёрный скелет.
Не снисходя до слов, Пламенный щёлкнул пальцами. Валун рядом с горящим деревом, кракнув, разлетелся мелким щебнем, как от удара великанского молота.
— Угрозы — это здорово, — заметил Эхагес. — Мне понравилось. Но вообще-то как довод сила годится только для вчерашних птенцов. Не для того, кто считает себя разумным.
