Робин Бейли - Пламя Дракона
Оставался вопрос: успела ли она? Роберт так долго простоял у окна, напряженно вглядываясь в небо, что нога затекли. Скоро врата между мирами закроются и откроются вновь лишь через месяц.
Он устало опустился на пол, привалился спиной к стене и обвел глазами камеру. Чашка, раковина, стульчак. Уже в который раз мысленно проводя эту «инвентаризацию», Роберт с ужасом подумал: «Боже, что я здесь буду делать еще целый месяц?»
Он улегся, заложив руки за голову, и невидящими глазами уставился на верхнюю койку, и вдруг… не успев даже ничего подумать, резко, с силой выкинул ноги вверх. Раздался удар, матрас, простыня и одеяло взлетели в воздух. Матрас с глухим стуком приземлился посреди камеры, все остальное промелькнуло, кружась, точно стайка привидений.
— А-а, сегодня мы не в настроении…
Роберт даже не удосужился оглянуться. Он не слышал, как открылась дверь в коридор. Свет все еще был выключен, и ему невольно стало не по себе.
— Отвали, Зелински, — сказал он без выражения. Роберт ненавидел эту канцелярскую крысу. Маленький, немногим выше пяти футов, Зелински был, похоже, самым мерзким типом в даудсвиллской школе. Они учились вместе. Прошло восемь лет, но склочный коротышка нимало не прибавил в росте.
Правда, теперь на груди у Зелински красовался полицейский значок, и он, очевидно, считал себя по этому поводу большим человеком.
Чиновник постучал дубинкой по прутьям решетки.
— Разбери эту свалку, Погловски, — приказал он, стараясь заставить свой голос звучать на целую октаву ниже, чем то было предусмотрено природой. — Или следует обращаться к тебе «мистер Поло»? — Он снова постучал дубинкой. — А ну приведи койку в такой вид, в каком она была, пока ты не распсиховался.
Роберт не пошевелился, хоть и вполне осознавал, насколько близко его голова находится от решетки. Слабая полуулыбка тронула уголки его губ.
— А ты зайди и заставь меня, Эдди.
На мгновение застыла напряженная тишина, потом скрипнул кожаный ботинок. Роберт прислушался. Зелински стоял прямо над ним, их разделяла лишь решетка.
Он не только увидел, но и почувствовал, как опускается дубинка, и едва шевельнул головой. Удар пришелся по матрасу. Прежде чем Зелински успел убрать дубинку, Роберт схватил ее, вскочил, сунул палку между прутьями решетки и ударил по ней локтем. Хрясь! Два обломка покатились по цементному полу.
Он снова улегся, заложив руки за голову.
— Попробуй еще разок, Эдди, и я сложу тебя пополам и скормлю тебе твои собственные ботинки.
Дверь приоткрылась. Металл заскрежетал по коже. Эдди снял револьвер с предохранителя.
— Что, пижон, наслаждаешься своей крутизной?
Роберт перекатился на бок и поднял руку. Зелински было почти не видно в темном коридоре, зато лунные лучи поблескивали на коротком стволе тридцать восьмого калибра.
— Хочу поблагодарить тебя за визит, Эдди. Лежа здесь в одиночку, я порой жалел себя. А теперь мне жаль тебя, парень.
Зелински нервно зашевелился в коридоре.
— Складно говоришь, Погловски. А вот я возьму сейчас и вышибу тебе мозги, а потом скажу, что ты хотел проломить мне дубинкой голову.
Роберт поморщился. Не хотелось, однако, так просто отпускать старого знакомого и жертвовать единственным за всю ночь развлечением. Зелински был всяко лучшей компанией, чем таракан.
— Да ты, наверное, единственный коп в городе, который может продемонстрировать полное соответствие между своим коэффициентом интеллекта[1] и калибром пушки.
Зелински прицелился в потолок, потом с ворчанием убрал пистолет в кобуру.
— Как сказать. Может, я и не блещу умом, но я-то здесь, а ты — за решеткой.
Он поднял потрепанную книжку и рассмотрел ее на свету.
— Ты даже и пишешь-то не ахти как.
Роберт сел с ногами на койку, обхватил себя руками и изобразил неудержимую дрожь.
— Сэр, ваши критические замечания прямо убивают меня. Я не способен больше выносить подобные словесные нападки.
Зелински ухмыльнулся:
— Береги задницу, малыш. Тебя в суде ждут такие обвинения, что никакой адвокат не поможет.
Роберт вскинул голову:
— Вот что, Эдди. Смотрю я на тебя и думаю: будет очень досадно, если ты умрешь своей смертью.
В коридоре зажегся свет. Роберт зажмурился. Зелински ошалело оглянулся. В конце коридора раздался угрюмый голос:
— Тебе там нечего делать, Эдди! А ну пошел прочь! Быстро!
Дэн Паттерсон, шериф Даудсвилла, сурово глядел на своего низкорослого подчиненного. Когда Зелински удалился, Дэн подошел к двери камеры, сжимая в руке связку ключей, но на мгновение задержался и пнул ногой обломок дубинки.
— Выходи, Бобби. Тут что-то странное происходит.
Сколько Роберт себя помнил, Паттерсон всегда был шерифом. Как и многие в городе, он называл молодого человека уменьшительным именем, и сейчас это было как никогда приятно. И тем не менее Роберт осторожно поднялся, натянул рубашку и вышел в коридор, ожидая, что на него тут же наденут наручники. Паттерсон, однако, лишь повернулся и жестом велел ему следовать за собой.
В самом деле, случилось что-то непонятное. Дежурный озадаченно поглядел на него и тут же завозился с бумагами, лежавшими на столе. Паттерсон распахнул дверь в комнату свиданий и провел туда Роберта.
— Да ты счастливчик, каких мало, Бобби, — заметил он.
Кэти Дауд вскочила со стула:
— Роберт!
Обогнув стол, она бросилась в его объятия и между делом вложила ему в руку серебряный медальон.
— Это правда! — шепнула она, торопливо целуя его в щеку. — Я сначала не поверила, но это все правда!
Он крепко обнял Кэти, смеясь от облегчения, и надел медальон, спрятав его под рубашкой. Роберт никому еще так в жизни не радовался, кроме…
Эрик был все еще в черной одежде секурнен.
— А, братец! Слушай, я так рад!
— Как тут, Бобби? — Эрик, прищурившись, покосился сначала на Паттерсона, потом на прижавшегося к стене Зелински. — Не обижают тебя?
Роберт лишь закатил глаза и еще крепче прижал к себе Кэти. Она негромко хохотнула. Он чуть отстранил ее от себя, удивленно глядя в лицо девушки. Кэтрин Дауд, правнучке основателя города, не полагается хихикать.
— Возьми себя в руки, девочка. — Он расплылся в ухмылке.
Ее лицо тут же приняло забавно-серьезное выражение.
Эрик ткнул пальцем в шерифа Паттерсона:
— У вас больше нет причины задерживать моего брата. Так что выдайте ему одежду и вещи. Мы уходим.
Роберт выпустил Кэти и повернулся к брату, с притворным гневом беря его за горло:
— Что, братишка, не нравится моя униформа?
Паттерсон облокотился о стену и потер подбородок.
— Не торопись, Эрик. Эдди сейчас принесет вещи Бобби. — Зелински немедленно испарился. — А пока что у меня пара вопросов к тебе. Ну, например, где ты пропадал этот месяц? Тебя никто не видел. На работе не появлялся. Банковский счет не тронут. И что это за одежда — какая-нибудь новая столичная мода?
