Юлия Латынина - Дело о пропавшем боге
Господин Нан развел руками.
– Зачем так рано говорить об этих вещах? Я могу попасть в неловкое положение, бросив тень на всеми уважаемого человека, и хотел бы сначала изучить все обстоятельства дела.
Господин Бахадн стал откланиваться, и столичный чиновник его не задерживал. Когда Бахадн ушел, Нан вопросительно взглянул на своего секретаря.
– За ним последят. Мне показалось, он вспомнил, у кого из высших чиновников был такой самострел.
– Он побежал справиться о том, что ему надлежит вспомнить, у наместника Вашхога, – усмехнулся Нан.
– Вряд ли, – отозвался секретарь, – это ему удастся, потому что наместник либо еще не проснулся, либо уже напился.
Нан тем временем собрал с пола брошенные им жалобы и стал их внимательно изучать. Взяв пятую или шестую жалобу, инспектор присвистнул.
– Так я и знал, – уж больно пустые у него были глаза, – прошипел инспектор.
Шаваш неслышно подошел и склонился над плечом начальника. Жалоба была написана испорченным почерком человека, много пишущего, но отвыкшего от уставной каллиграфии официальных документов.
"Господин инспектор!
Слава о ваших способностях и справедливости дошла и до наших дальних мест, а потому сообщаем следующее:
Наместник Харайна и дядя его, господин Айцар, грабят народ. Нынче в Харайне чиновник живет взяткой, богач – барышом; власти едят чужое, носят краденое, и как ног у змеи, нету у них правды; грош дают государству, а пятак тянут себе, и в Харайне кто богаче, тот и правее.
Император не знает об этих бесчинствах, иначе бы положил им конец.
Наместник Вашхог разорил храмовые убежища в деревнях Западного Края, чтобы его дяде было кого нанять в рудники. В рудниках господина Айцара с людей спускают семь кож, во владениях наместника с крестьян сдирают семь шкур. Городской судья получил об этом жалобы, и, вместо того, чтобы дать им ход, потребовал с обвиняемого два миллиона – вот за эти-то два миллиона его и убили.
Провокатор наместника из наших рядов стрелял в судью Шевашена, – мы сами с ним разберемся и сами наведем справедливость.
Есть за наместником и другие преступления, но о них мы скажем только тогда, когда вы арестуете наместника и объявите прощение Кархтару. Если вы так бескорыстны, как о вас говорят наши сплетники и ваши шпионы, то вы это непременно сделаете.
Если же вы не восстановите справедливости, народ восстановит ее сам.
Помните – плевать вниз легко, но падать – еще легче
– Великий Вей, – сказал Шаваш, – арестуйте наместника провинции Харайн, и мы объясним вам, в чем он виноват! Я думал, что такие идиоты встречаются только среди наследственных казначеев!
– Да, наглости им не занимать, – сказал инспектор, складывая бумагу. – А ну-ка, Шаваш, отгадайте: ясно, почему властям прибыльно считать, будто судью убили бунтовщики. А вот почему это выгодно считать бунтовщикам?
Секретарь нахмурился. А инспектор устроился в казенном кресле с выцветшей спинкой желтого атласа, и разогнул книгу, за которой, спохватившись, явился в харчевню парень-бунтовщик.
– А ведь это один и тот же почерк, – промолвил инспектор, попеременно разглядывая жалобу и комментарии на полях пресловутой книги аравана Нарая.
– И даже бумага едва ли не одна и та же, – прибавил инспектор с понятным отвращением книжника. Показал книгу Шавашу и прибавил:
– Вот, полюбуйся! Какой-то парень залез в дом мятежника за этой книгой, и чуть не удушил меня впридачу, но книгу все-таки обронил, Что ты думаешь об этом происшествии?
– Ничего я не думаю, – возразил Шаваш. – Мятежник мог быть поддельный, и книга – тоже. Наверняка араван Нарай скажет, что ничего не дарил.
– Мятежник был настоящий, – сказал Нан. Помолчал и объяснил:
– Видишь ли, когда я вошел, на нем был платок с синим и красным концами. И парень ужасно удивился, что я его вижу, потому что он считал, что благодаря этому платку он невидим и неуязвим. И согласись, что поддельную книгу наместник заказать может, а человека, который считает себя невидимым – вряд ли.
Господин Бахадн был прав, полагая, что инспектор послан в Харайн не просто отыскать убийцу городского судьи. Но император строго-настрого запретил инспектору и его секретарю разглашать подлинную цель экстраординарного расследования. Да дело было не только в императоре…
Почтовые голуби одновременно доставили известия о случившемся. От наместника Вашхога – господину Ишнайе, первому министру двора, и, по счастливому совпадению, дяде любимой наложницы императора; от аравана Нарая – дворцовому управителю Мнадесу. Каждое из сообщений объективно обличало в противнике прямого виновника бунта. От назначенного следователя зависело, какая из объективных точек зрения станет еще и официальной.
Явившись во дворец с самого утра, господин Ишнайя известил государя о случившемся и ходатайствовал о назначении инспектором старшего советника при ведомстве церемоний и обрядов, господина Азруца.
Император слушал министра рассеянно, поглаживая белыми, нервными пальцами нефритовый рельеф малой приемной комнаты. Рельеф вспухал к потолку бесчисленными изображениями императора Вея, принимающего дары богов: водяные колеса и зрелые снопы, веревки и молоток строителя, мотыгу земледельца и топор плотника.
Придворный художник, вместо того, чтобы верно передать всепроникающую заботу о народе, просто вывел государя единственным собственником мироздания. И рельеф, и зала, и весь дворец, пропитанные гнилым духом последнего царствования, претили молодому императору.
Роспись нового дворца будет прославлять народ, а не правителей, – но боже мой, как бесстыдно долго затягивается строительство, с какой радостью работают люди, кого ни спроси, и с каким нахальством высшие чиновники жалуются на нехватку людей и средств…
Господин Ишнайя почтительно ждал государева решения.
Молодой император, улыбаясь, сообщил Ишнайе, что главноуправитель Мнадес уже известил его о волнениях, но назвал другую кандидатуру.
– Так что я выберу между ними в час, назначенный для гаданий, – заключил император.
Господин Мнадес выразил сомнение, стоит ли отдавать назначение воле случая…
– Не думаю, что совет моего небесного отца будет хуже вашего, – заметил император.
Господин Мнадес вздохнул про себя. Император вряд ли собирался гадать, но он явно собирался объяснить свой выбор гаданием и тем дать понять придворным, что не предпочитает, как и прежде, ни одной из враждующих дворцовых группировок.
– Все стареет, – проговорил император, беспокойно дергаясь. – Уже третье восстание в этом году, и подумать когда – в Иров день. Все это началось при матери, – добавил он. – Почему происходят восстания, господин Мнадес?
