Барб Хенди - Дампир
Когда ей сравнялось шестнадцать, тетка Бея отвела ее в сторонку и вытащила из-под кровати запертый на замок деревянный короб. В коробе оказался сверток, обернутый в промасленную ткань. В этом свертке были сабля, два диковинных амулета и кожаный доспех. Один из амулетов представлял собой топаз, оправленный в олово, подвешенный на тонком кожаном ремешке. Другой — небольшой металлический полуовал, к которому был прикреплен кусочек кости, покрытый непонятными знаками. В отличие от первого, этот амулет был подвешен на цепочке, пропущенной через металлический полуовал так, что как его ни надевай, а кусочек кости окажется снаружи.
— Он, верно, думал, что родится сын, — заметила тетка, имея в виду таинственного отца Магьер. — Ну да ты наверняка сможешь все это продать.
Магьер взяла в руку саблю — она оказалась на удивление легкой, и клинок даже в полумраке комнаты сиял чисто и ясно. У основания рукояти был вырезан крохотный значок, похожий на букву, — только вот неведомо, что он обозначал. На сабле не было ни пылинки, словно все эти годы ее регулярно протирали и чистили… а вот на коробе лежал такой толстый слой пыли, что сразу становилось ясно: к нему очень давно уже не прикасалась ничья рука. Саблю, безусловно, можно было выгодно продать, но Магьер сейчас подумывала совсем о другом… и чем дальше, тем больше эти мысли овладевали ею. Как-то ночью, в самом конце весны, она незаметно выскользнула из деревни и ушла, ни разу не оглянувшись назад.
Наверняка в этом мире сыщется для нее местечко и получше. Словом, что угодно, только бы каждый день не видеть в глазах людей откровенную ненависть или притворное равнодушие. Магьер не было больше дела до загадок ее прошлого, что до будущего — она знала твердо, что не желает прожить свою жизнь в окружении этого суеверного сброда. Одиночество легче будет снести, если она станет по-настоящему одинока.
В последующие годы ей пришлось нелегко. Она переезжала из города в город, бралась за любую работу, чтобы не умереть с голоду, и училась, училась, училась — фехтовать и просто драться, охотиться, выманивать деньги у чрезмерно доверчивых простаков. Найти работу для женщины, которая не захотела осесть на одном месте, куда как трудно — дважды Магьер и в самом деле едва не умерла с голоду… но домой не вернулась. И никогда не вернется.
Ее ненависть к суеверию и невежеству не ослабела с годами — наоборот, окрепла. Магьер убедилась, что крестьяне повсюду одинаковы, то есть суеверны. Не так уж трудно было прийти к мысли использовать эту их слабость для своей пользы. Больше всего люди боятся тьмы и смерти, и наибольший страх вызывает у них то, что соединяет в себе тьму и смерть. Идея стать «охотницей на вампиров» созрела у Магьер не в одночасье — она формировалась по мере того, как Магьер убеждалась, что можно заработать на суеверном страхе, том самом страхе, который когда-то обрек ее на отверженность в деревенском жестоком мирке.
Вначале она работала одна, убеждая крестьян, что вампиры зачастую — бесплотные духи, которых можно изловить и уничтожить. Разноцветные летучие порошки, невнятные, но впечатляющие заклятия, напевы и завывания — все это без труда убеждало невежественных крестьян, что Магьер по силам призвать дух вампира и запереть его в бронзовом сосуде. К этим трюкам она прибавила еще один: прятала под одеждой бурдюк с красной краской, и в нужный момент на ее теле, к ужасу крестьян, появлялись кровавые раны — якобы от стычки с неведомым противником. Обычно она приезжала в город и останавливалась в самой многолюдной таверне, откуда без труда по округе распространялись слухи о ее «профессии». Именно в такой таверне она как-то и повстречалась с Лисилом. В своем деле он был на редкость хорош. Настолько хорош, что Магьер и сама дивилась тому, как сумела его поймать.
В тот вечер, выходя из таверны, она вдруг ощутила, как пробежал вверх по спине странный щекоток и, скользнув по шее, растаял холодком в затылке. Вечер, окружавший Магьер, обрел внезапно немыслимую яркость и свежесть, все ее чувства обострились, и она скорее даже услышала, чем почувствовала, как кто-то шарит в ее заплечном мешке. Когда Магьер, стремительно обернувшись, перехватила руку вора, беспредельное изумление изобразилось на его лице — странном смуглом лице с тонкими светлыми бровями и янтарно мерцающими глазами.
Магьер не могла сейчас припомнить точно, что сказали они тогда друг другу, чтобы как-то сгладить этот неловкий момент. Вполне возможно, что просто обменялись похвалами в адрес особых талантов друг друга. Необычная внешность Лисила как нельзя лучше подходила для осуществления идей и замыслов Магьер. Она никогда прежде не видела эльфов — те жили далеко на севере и редко пускались в путь. Благодаря смешению человеческой и эльфийской крови внешность Лисила была просто экзотической. Они проговорили полночи, обильно орошая беседу вином, и в конце концов Лисил даже снял головную повязку и показал Магьер свои заостренные уши. Наутро они вместе покинули город. Их сопровождал гигантский, похожий на волка пес, который принадлежал Лисилу. Было это четыре года назад.
* * *Костер снова затрещал. Малец поднял голову и, уставясь в темноту, заскулил.
— Прекрати, — невнятно буркнул Лисил, который к тому времени прикончил уже половину бурдюка. — Нет там никого.
Он потрепал пса по загривку. Малец проворно повернул голову и так бурно облизал лицо хозяина, что Лисилу пришлось отпихнуть его.
Магьер приподнялась и пристально вгляделась в темноту леса. Малец обычно не поднимал шума из-за пустяков, но ведь он, в конце концов, всего лишь собака. Скорее всего он просто учуял белку или зайца.
— Ничего не видно, — сказала она и снова повернулась к костру. В багровых отсветах пламени ей вдруг припомнилась убогая лачуга, непонятные кровоточащие ранки на шее зупанова сына. У Магьер заныло в висках. Ее беспокоил предстоящий разговор с Лисилом. Этот разговор Магьер откладывала уже месяц, всякий раз обещая себе подыскать для него более подходящее время. И все же накладки при выполнении последнего заказа дали ей повод задуматься: долго ли она еще все это выдержит. Такая жизнь ей изрядно надоела, да и Лисил становился все беспечнее. Еще немного — и срыва не миновать.
— Прежде чем ты напьешься вдрызг, нам надо поговорить, — негромко сказала она.
— Я никогда не напиваюсь вдрызг, а только в меру, — обидчиво возразил Лисил. И отхлебнул было изрядный глоток, но что-то в голосе Магьер вынудило его остановиться, опустить бурдюк. — А в чем дело-то?
Магьер запустила руку в свой мешок и извлекла на свет аккуратно сложенный, но все же измявшийся кусок пергамента.
