Рауль Капелла - Меч гоблинов
— Что будет со всей Окбой, если вы не сделаете? — Далмаск почти кричал. — Возьмите военнопленных в качестве заложников; объявите о смерти Тормахана. Вероятно, никто в орде не знает об его истинной сущности, он не мог позволить себе этого. Я скоро умру. У меня нет ни времени, ни сил подчинить Завоевателя нашей воле. Беретесь ли вы со мной спорить? Мы говорим о судьбе мира!
Не дожидаясь приказа своего начальника, Брайот поднял ящик и взвалил его на плечо с глухим ворчанием. Он начал подниматься по ступеням.
Далмаск улыбнулся. Он ничего теперь не чувствовал. Если бы не граф, он, вероятнее всего, упал бы с лестницы. Вебба, одной рукой поддерживая колдуна, вставил другой рукой факел в настенный рожок.
Когда они были наверху лестницы, одиночный всплеск достиг их слуха; звук, который смешался с ревом волн внизу.
— Сделано. Этот ящик был тяжелющий, — сказал Брайот. Позади его темного силуэта морской ветер разгонял зловоние битвы. Скернах казался сказочным замком под огромным голубым полумесяцем Окбы.
— За несколько дней до моей смерти я пошлю кого-нибудь вниз, чтобы он обвязал веревку вокруг ящика, — произнес Вебба. — Ровно в полночь того дня я расплавлю его и, помимо этого, помещу останки в каменный саркофаг.
— Это будет здорово, а, Далмаск? — Брайот подошел и склонился над смутными очертаниями колдуна.
— Он не может тебя слышать. — Граф вздохнул и секунду помедлил. — Он был удивительным человеком, этот парень, прятавшийся за твоей спиной.
— Вы не поняли, Ваше высочество. Вы ничего не поняли, — Брайот издал сдавленный звук. Он смотрел в сторону от Веббы в молчаливое хранилище внизу башенных стен.
Джордж Р. Р. Мартин
ОДИНОКИЕ ПЕСНИ ЛАРЕНА ДОРРА
На свете есть девушка, которая ходит между мирами.
У нее серые глаза и белая кожа. Ее волосы, как черный водопад, с почти незаметным отливом красного. Вокруг головы она носит обруч из блестящего полированного металла; темный венец, который удерживает непослушные локоны и иногда отбрасывает глубокие тени в ее глаза. Девушку зовут Шарри, и она знает, где ворота.
Начало этой истории потеряно для нас вместе с памятью о том мире, откуда девушка появилась. Конец? Конца еще нет, и лишь когда он наступит, мы узнаем его.
У нас есть только середина или, вернее, часть этой середины, небольшой фрагмент истории, ставшей теперь легендой. Домыслы, замыслы, изыски. Об одном мире, который посетила Шарри, о печальном певце Ларене Дорре и об их краткой волнующей встрече.
Первое, что она увидела, была долина, охваченная сумерками. Тучное фиолетовое солнце висело над самым гребнем горы, и его косые лучи бесшумно опускались в густой лес. Деревья в этом лесу имели блестящие черные стволы и бесцветные прозрачные листья. Единственными звуками, разрывающими тишину, были крики рыдающих птиц, вылетевших ближе к ночи, и шум стремительного горного потока, разрезающего лес на две части.
Вот так, через невидимые ворота, усталая и перепачканная кровью, Шарри пришла в мир Ларена Дорра. На ней было простенькое, когда-то белое, а теперь в бурых пятнах, платье и тяжелый меховой плащ, разорванный на спине. Ее левая рука, изящная и тонкая, кровоточила от многочисленных ран. Она стояла на берегу ручья.
Шарри быстро и тревожно осмотрелась вокруг, а потом опустилась на колени, чтобы обмыть раны. Вода, несмотря на сильное течение, была темная и зеленоватая. Нельзя было сказать, безопасна ли она, но Шарри слишком ослабела и чертовски хотела пить. Она жадно припала к воде, и только затем промыла и перевязала руку лоскутами, оторванными от подола платья. Когда пылающее лиловое солнце скрылось за склоном, Шарри медленно поднялась и пошла прочь от ручья к укромному месту между деревьев. И там на охапке прозрачных листьев погрузилась в глубокий беспокойный сон.
Она проснулась в чьих-то объятиях. Сильные руки легко подхватили и куда-то несли ее. Шарри начала сопротивляться, но руки только крепче сжимались и не выпускали свою добычу.
— Полегче, — раздался насмешливый голос, и сквозь туман, застилавший ей глаза, девушка разглядела лицо. Лицо мужчины, узкое и длинное, но во всяком случае доброе.
— Ты слишком слаба, — сказал он. — Надвигается ночь, а мы должны быть внутри, когда стемнеет.
— Почему? — удивилась она. И не дождавшись ответа, добавила: — Кто ты? Куда мы идем?
— В безопасное место. — На этот раз он ответил.
— К тебе домой?
— Нет. — Он сказал это так тихо, что она едва услышала его голос. — Нет. Не домой. Разве это дом? Хотя, впрочем, все равно.
Она слышала тихие всплески, очевидно, он переносил ее через ручей. На какое-то мгновение она увидела мрачный изгибающийся силуэт трехбашенного замка на вершине холма, за который легло солнце. Его последние лучи делали громаду здания совершенно черной, и Шарри могла поклясться, что никакого замка раньше не было. «Странно, — подумала она, — что я не бывала здесь прежде».
И уснула.
Когда Шарри проснулась, он был рядом и наблюдал за ней. Она лежала под ворохом мягких шерстяных одеял на кровати, снабженной пологом. Но занавеси были раздвинуты, и хозяин сидел посредине комнаты в большом кресле, укрытом в тени. Свет свечей отражался в глазах мужчины, его руки были изящно сложены на груди, словно для молитвы.
— Тебе лучше? — спросил он, не двигаясь.
Она села в постели и только тут заметила, что обнажена. Стремительно, как подозрение, быстрее, чем мысль, ее рука взметнулась к голове. Темный обруч был по-прежнему на месте. Его металл приятно холодил лоб. Со вздохом облегчения она откинулась на мягкие подушки и задернула полог.
— Немного лучше, — ответила она. И уже произнеся это, увидела, что ее раны исчезли.
Мужчина улыбнулся печальной задумчивой улыбкой. У него было мужественное лицо и волосы цвета древесного угля, которые завивались ленивыми локонами и падали на темные глаза, посаженные чуть широко для того, чтобы его лицо казалось гармоничным. Даже сидя, он казался высоким. И стройным. На нем был охотничий костюм и накидка из тонкой темно-серой кожи, а поверх нее он носил уныние, как плащ.
— Отметины когтей, — сказал он в раздумии, продолжая улыбаться, — следы когтей на твоей руке и порванная на спине одежда. Кто-то не любит тебя.
— Что? — поежилась Шарри. — Блюститель, страж у ворот. — Она вздохнула. — Там всегда на воротах стража. Семеро не любят, когда мы движемся от мира к миру. Меня же они любят меньше всего.
Руки мужчины разомкнулись и опустились на деревянные подлокотники кресла. Он согласно кивал головой, на его лице блуждала все та же задумчивая улыбка.
