Мелани Роун - Звёздный свиток
— Знаешь, если ты решил таким образом избежать расходов на подарок матери, так можно было выбрать способ полегче.
— Ты что, собираешься рассказать ей эту сказку?
— Мог бы. Но на самом деле меня больше заботит, как ты умудрился вызвать Огонь. Нет, жаловаться мне не на что. Они так испугались, что не смогли как следует сражаться. Но ведь от твоего Огня даже следа на столе не осталось, — добавил он.
— Может, леди Андраде даст мне за это первое кольцо? — лукаво спросил Поль.
— Ты бы лучше рассказал мне, кто тебя этому научил, — без улыбки предложил Меат.
— Никто. Просто нужно было отвлечь их, а этот способ показался мне самым подходящим.
Меат прищурился и устремил взгляд на уши своего коня.
— Дар фарадима был в роду и твоего отца, и твоей матери. Неудивительно, что он достался тебе в наследство. — Он натянул поводья и остановился в тени. Поль сделал то же самое. Меат пытливо заглянул в лицо мальчика и негромко промолвил: — Надо ли говорить, мой принц, насколько это опасно?
То, что Меат обратился к нему не по имени, а назвал его титул, заставило мальчика затаить дыхание. Он не мог отвести взгляда от глаз Меата. «Гонец Солнца» проверял, как долго он сможет влиять на мальчика. Этому искусству учились у леди Андраде все фарадимы; абсолютная концентрация взгляда захватывала людей в плен так же, как глаза дракона, моментально пригвождавшие к месту какую-нибудь овцу или оленя. Глядя в глаза Поля, Меат понял, что цвет их не имел ничего общего с морем. Это был цвет озаренного солнцем неба Пустыни; нестерпимо голубой цвет глаз его отца смешивался в них с цветом изумруда — яркого, как тот, что носила на пальце его мать, как лист, сквозь который пробивается лунный свет. У этого сына Пустыни с морем не было ничего общего.
Меат поднял руки, и его кольца отразили свет, пробивавшийся сквозь раскинувшуюся над ними листву.
— Мой отец был кузнецом в Гиладе, а мать — дочерью рыбака, ненавидевшей море. От нее я и получил дар фарадима. Первое из этих колец мне вручили за умение вызывать Огонь. На это мне понадобилось три года. Четвертое кольцо я заслужил, когда мне перевалило за двадцать, а еще через два года получил пятое и шестое. Может быть, твой дар сильнее моего. Но и потерять ты можешь больше, чем я.
— Потерять? — Поль нахмурился. — Наверно, ты хотел сказать «приобрести»?
— Нет, — резко сказал Меат. — Ты родился для двух видов власти. Ты принц, а однажды станешь «Гонцом Солнца».
— Ты хочешь сказать, что я могу потерять все это? — прошептал мальчик, сжигая поводья так, что побелели костяшки. — Меат…
— Что? — Он опустил руки на шею коня.
— Ты нарочно пугаешь меня. Ты и Мааркену говорил тоже самое?
— Говорил. — Он сознательно отвел глаза, и мальчик понурил светловолосую голову, Меат знал, что этот урок должна была дать ему Сьонед, которая сама обладала двумя видами власти. Но более подходящего момента могло и не представиться, а ему нужно было удостовериться, что урок усвоен надежно. — Я и сам боялся, — признался он. — Боялся каждый день, пока не познал самого себя. Именно этому учат в Крепости Богини, Поль. Учат, как пользоваться собственной силой и собственной интуицией и когда ими не следует пользоваться ни в коем случае. А разве не тому же учат оруженосца и рыцаря? Их обучают пользоваться властью принца и воина.
— И все же есть одна вещь, которая позволена принцу, но запрещена «Гонцам Солнца»…
Меат кивнул.
— Да. Фарадимы никогда не используют свой дар для убийства. Поль, когда ты познаешь себя и научишься доверять себе, ты перестанешь бояться. — Он потрепал мальчика по плечу; блеснули кольца фарадима. — Пора ехать. Уже поздно.
Они подъезжали к воротам, когда Поль заговорил снова.
— Меат… Сегодня я был прав?
— А сам ты как думаешь?
— Думаю… думаю, прав. Нет, уверен в этом. — Когдаони проезжали под аркой, мальчик добавил: — Но ты знаешь, что глупее всего? Я все время думаю о разбитом кубке Виллы…
У конюшни они расстались: Поль пошел с докладом к главе оруженосцев, а Меат отправился к Чадрику и Аудрите, чтобы рассказать им о событиях этого дня. Весть о случившемся прибыла во дворец почти одновременно с пленниками, и принц Ллейн до сих пор допрашивал командира крибцев. Старший сын Чадрика Лудхиль сообщил зловещую весть: бородатый солдат сумел повеситься в своей камере.
Вскоре на веранду Аудрите пришел Ллейн. Старику было уже за восемьдесят: он был хрупок, как лист пергамента, опирался на деревянную трость, но отверг помощь сына и внука и сам уселся на стул. Он прищурил выцветшие, но по-прежнему красивые глаза, покосился на Меата, сложил руки на резной ручке трости, изображавшей дракона, и промолвил:
— Ну?
— Судя по вашему выражению, милорд, командир крибцев ничего не знает о том, откуда взялся мерид, и понятия не имеет о причине ссоры. — Меат пожал плечами. — Мне казалось, что она скажет правду.
— Меня не интересует, что тебе казалось, — огрызнулся Ллейн. — Я хочу знать, что случилось.
— Поль считает, что мерид намеренно спровоцировал драку. А поскольку мерзавец предпочел покончить с собой, я полагаю, ему было что скрывать.
— Но почему покушение на Поля произошло именно сейчас? — спросил Чадрик. — Я уверен, что пока мальчик жил в Стронгхолде, у них была для этого уйма возможностей.
— Нужно больше доверять слухам, — сказал ему отец. Когда Аудрите затаила дыхание, Ллейн кивнул. — Я вижу, ты поняла меня, дорогая. На некрасивое, но приятное лицо Чадрика легла тень.
— Если ты говоришь об этом самозванце, который выдает себя за сына Ролстры, то…
— Сейчас ему должно быть около двадцати одного года, А Полю едва исполнилось четырнадцать, — бросил Ллейн.
— Но это же смешно! — возразила Аудрите. — Даже если мальчишка действительно сын Ролстры, ему надо добиться поддержки всей Марки. Однако этого не случится. Рохан правильно сделал, что назначил регентом Пандсалу. Только дурак согласится променять нынешнее процветание на поддержку никому не известного претендента на трон!
— Все это верно, — проворчал Ллейн. — Но ничего бы не случиллось, если бы Рохан не был таким честным дураком. Он непременно решит, что обязан встретиться с этим молодым человеком и выслушать его.
— Это одни предположения, — сказал Чадрик. — Нет никаких доказательств.
— Именно отсутствие доказательств и делает этого самозванца таким опасным, — откликнулся Меат.
— Но ведь есть леди Андраде, — напомнила им Аудрите. — Она была там в ночь родов.
— Она могла знать, что случилось, а могла и не знать, — парировал Ллейн. — И при всем ее авторитете леди Крепости Богини она приходится Рохану родной теткой, а потому не может рассматриваться как беспристрастный свидетель.
