Владимир Лосев - Месть Демона
Один знакомый психиатр мне объяснил, что на самом деле мой мозг помнит все, но ему стыдно за мерзкое поведение, поэтому он и вычеркивает прошедшие дни из моей памяти.
Если честно, то я этому не верю, как и тому, что у меня отсутствует фермент, расщепляющий спирт на глюкозу и воду. Такую версию я тоже слышал. На самом деле мне кажется, что кто-то живущий во мне просто пользуется моим опьянением, чтобы захватить наше общее с ним тело и пожить как ему хочется.
Но кого интересует, во что я верю? Даже мне самому по большому счету это неинтересно. Я просто смирился с тем, что мне нельзя пить, и все… Вернувшись домой, я устроил в квартире генеральную уборку, вымыл и вычистил все, до чего смог добраться. Кстати, запах был еще тот — не то чтобы кошка сдохла, но очень похоже…
Кстати, где я подцепил это выражение, оно же явно не мое?
Запах разложения появился от скисшего молока, которым я обычно себя отпаиваю, когда выхожу из небытия. По логике получается, что мне не дали нормально провести весь процесс возвращения к людям. Что-то, должно быть, произошло…
Обычно я стараюсь выдержать все фазы моего возвращения, иначе закончится все плохо, проверено…
Но это сейчас уже не имеет никакого значения. Главное — снизить давление пара в котле. Я прошел по чистой квартире, собирая пустые бутылки, в основном молочные. Их набралось немного.
Бутылки сдал в ближайший приемный пункт и на вырученные деньги, добавив мелочь, которая оказалась неожиданно в кармане моих джинсов, купил хлеба и молока.
Первый день возвращения из небытия — самый сложный, в нем главное не расплескать себя.
Иду по улице
Знакомой до боли
Глядя одиноким прохожим в глаза.
Ощущая с тревогой,
что меня подменили ночью,
И я это не я.
Скучно жить за гранью реальности, в мире, в котором нет ничего, кроме раскаяния. А может, и не скучно, только мне это неизвестно, потому что ничего другого не помню.
В глазах все плыло и накладывалось друг на друга. Асфальт раскачивался под ногами, как палуба корабля во время шторма. Но я мужественно дошел до своего дома, поднялся по лестнице, гордясь тем, что мне хватило на это силы…
Мысли путались, прошлое, будущее, настоящее перемешались между собой, превратив мою жизнь в странный временной коктейль
Я лег на чисто вымытый, еще влажный линолеум, глотнул молока из бутылки и задумался…
Точнее попытался, поскольку у меня ничего не получилось — внутри по-прежнему бурлило, руки дрожали, выбивая дробь стеклом бутылки по зубам. Я выпил еще один большой глоток, болезненно задевая эмаль. Где-то там, в глубине моего мозга бродили нужные мне мысли, иногда я видел их обрывки, когда глаза не застилали розовые пятна, и меня не трясло от избытка адреналина, выходящего с дурно пахнущим потом.
…Шарик умер, его убили. Кто-то до него добрался, и бандиты встревожены. Но это не обычные разборки, его убил кто-то чужой. Поэтому они дернули меня. Решили почему-то, что я его замочил.
Какой из меня убийца? Я даже муху убить не могу, на комара рука не поднимется…
Правда…
Я так устроен, что при одной мысли об убийстве любого живого существа внутри меня всё восстает…
Да и зачем мне убивать Шарика? Из-за того, что мы с ним дрались в детстве?
Перед моими глазами услужливо поползли давние картины — Шарик в нашей первой схватке во дворе, нам было лет по шесть. Он пнул меня ногой и попал как раз туда, куда хотел. Даже Скорую вызывали. А потом я долго ходил к врачу, меня кололи долго м много, думали, что останусь импотентом, но все постепенно пришло в норму…
Мы с ним дрались и позже, пока его не посадили, но при этом относились друг к другу с уважением. При необходимости я мог бы обратиться к Шарику, и он обязательно оказал мне какую-нибудь простую услугу — убил бы кого-нибудь или изувечил…
Правда, плата за это была бы непомерной даже для моей изрядно похудевшей самооценки.
И он мог обратиться ко мне в случае, требующем напряжения мозговых извилин, на что он никогда не был большим мастером…
Только не стоит сейчас об этом говорить. Поздно. Шарик мертв.
Интересно, кто его убил? А еще любопытнее, почему бандиты считают, что это сделал я?
Костя… у меня перед глазами всплыло его лицо, что-то он рассказывал…
Нет, не помню. А вот Филю запомнился хорошо, он был в новом спортивном костюме, с милицейской резиновой дубинкой в руках. А за его спиной маячили два близнеца-наркомана, готовых убивать просто из удовольствия.
И все-таки, почему бандиты решили, что я имею отношение к убийству?
Я мог убить Шарика только в одном случае…
При одной этой мысли мне пришлось одежду с себя сбрасывать немедленно, потому что пот рекой полился из пор…
Плохо дело. Это говорило о том, что моя догадка верна.
Если Шарик участвовал в убийстве Ольги, то я мог убить его, как и любого, кто в этом участвовал, вне зависимости от звания и должности, охраны и финансового состояния.
При одной мысли о мести моя голова перестает соображать, а глаза наливаются кровью от бешенства. Конечно, я не способен даже комара прихлопнуть, но в некоторых случаях…
Тот, кто решил, что я мог убить Шарика, хорошо меня знал, а это значило, что мои проблемы только начинаются.
Будут меня бить, будут убивать, не ходите дети в Африку гулять…
Как оказывается, много всего произошло, пока я пребывал в небытии…
«Интересно, когда состоятся похороны видного и заслуженного бандита нашего города? — всплыла в моей голове первая разумная мысль за последние полчаса. — Нужно начинать именно с похорон, только там можно услышать все последние версии. Люди расскажут все, если их вежливо попросить…»
Я встал и пошел к соседу — дяде Игорю. Этот человек носил милицейские погоны не один десяток лет, и при этом не потерял достоинства. Его уважали даже бандиты, правда, в основном старой закваски — для новых не существует правил, они не признают никого и ничего, а уважают лишь себя и свои желания.
Дядя Игорь открыл дверь с несколько растерянным выражением на лице, держа в руке раскрытую газету.
— А… это ты! Заходи. Появились проблемы, которые не можешь решить сам?
— Да, как всегда… — пробормотал я, проходя в квартиру и садясь на потертый диван. — Я несколько дней отсутствовал и, кажется, пропустил нечто любопытное…
— Вопросы есть и у меня, — дядя Игорь сел в кресло и стал разглядывать меня с тем же растерянным выражением. — В первую очередь, что это за добрые люди вчера допрашивали жителей нашего подъезда? Их почему-то интересовал ты. Не расскажешь, в какую историю влез? — Что-то еще произошло кроме этого? — я бросил красноречивый взгляд на раскрытую газету. — Как понимаю, мои проблемы не самые главные для вас на сегодняшний день…
