Кэтрин Куртц - Адепт
Пока леди Лора представляла их друг другу по всей форме, Адам пытался сформулировать свои первые впечатления, стараясь не ограничиваться только внешностью. То, что он увидел при втором, более внимательном взгляде, подтверждало опасения, высказанные графиней.
Все в молодом живописце выдавало состояние крайней эмоциональной подавленности. Густая шевелюра светло-бронзового цвета была небрежно зачесана назад, а холодная гамма одежды словно высасывала последние краски из лица, и без того слишком бледного и худого. Плотно сжатые бесцветные губы, казалось, давно уже разучились улыбаться.
Голос леди Лоры заставил его на время прекратить профессиональные наблюдения. Впрочем, обращалась она не к нему, а к художнику.
— Адам — психиатр, Перегрин, но пусть это вас не пугает, — говорила она. — Он еще и старый, добрый друг — и большой поклонник ваших работ.
— Именно так, мистер Ловэт, — подтвердил Адам, не упустив поданного ему паса. — Я очень рад познакомиться с вами.
Он улыбнулся и протянул руку, но не очень удивился, когда Перегрин нашел способ уклониться от рукопожатия.
— Извините меня, сэр Адам, — пробормотал молодой человек, демонстрируя ему перепачканные краской пальцы. — Боюсь, я не могу ответить вам как подобает. — С этим несколько натянутым извинением он вернулся на свое место у мольберта и принялся вытирать руки тряпкой. Пальцы его слегка дрожали. Когда Адам подошел к нему чуть ближе, словно для того, чтобы посмотреть на холст, Перегрин быстро протянул руку и закрыл неоконченное полотно мешковиной.
— Ничего страшного, мистер Ловэт, — заявил Адам, сделав вид, будто ничего не заметил. — Прошу меня простить, если я помешал вашей работе. Судя по тому, что мне посчастливилось видеть в прошлом, у вас редкий талант портретиста. Меня особенно тронула ваша работа, изображающая леди Дуглас Маккей с детьми. На мой взгляд, это один из лучших экспонатов последней выставки Королевской шотландской академии.
Перегрин быстро глянул на Адама исподлобья, а потом притворился, будто всецело поглощен отмыванием своей кисти.
— Весьма признателен вам за комплимент, сэр, — неловко пробормотал он.
— Особенно мастерски удаются вам изображения детей, — спокойно продолжал Адам. — Всего неделю назад я гостил у Гордон-Скоттов и не мог не обратить внимания на выполненный вами портрет их сына и дочери. Я понял, что это ваша работа, даже не глядя на подпись. Ваша способность разглядывать за каждым лицом душу, право же, потрясает.
Молодой человек пробормотал какую-то невнятную фразу, которую можно было расценить как вялое возражение на столь высокую оценку его творчества, и отложил тряпку в сторону. Он снова покосился на Адама, потом резким движением снял очки и недовольно уставился на них. Без очков его глаза оказались тускло-карими, усталыми.
— Ладно, Адам, — вмешалась в их разговор леди Лора, стоявшая за спиной Адама. — Если вы с Перегрином намерены и дальше обсуждать творческие вопросы, я уверена, это гораздо удобнее делать где-нибудь в другом месте, не на сквозняке. С вашего позволения я пойду и попрошу Анну приготовить нам кофе в утренней гостиной.
Она вышла прежде, чем Перегрин успел возразить, а Адам вовсе не собирался упускать те возможности, которые она ему предоставила. Художник поспешно нацепил очки обратно на нос и посмотрел вслед графине с видом близким к полному отчаянию. “Интересно почему?” — подумал Адам.
— Ну что ж, — с улыбкой заметил Адам, потирая застывшие на сквозняке руки, — леди Лора, как всегда, практична. Кофе нам не помешает, особенно сейчас. Я поражаюсь, как ваши пальцы еще не закоченели от работы. Разрешите?
Прежде чем Перегрин успел остановить его, Адам в два шага оказался у мольберта и потянулся к мешковине. Это движение застало Перегрина врасплох; тот инстинктивно поднял руку, словно чтобы ухватить Адама за рукав, но в последнее мгновение опомнился.
— Нет… прошу вас! — выпалил он, нелепо вскинув руку, пока Адам осторожно приподнимал мешковину за край. — Я… право же, не стоит пока… я хочу сказать, я никому не показываю своих картин, пока они не…
Адам смерил молодого человека неожиданно твердым взглядом, отчего тот осекся на полуслове. Адам перевел взгляд на холст. Все так же осторожно он снял мешковину, чтобы разглядеть все полотно.
То, что он увидел, напоминало почти сюрреалистическое смешение сюжетов, как будто взятых с двух разных картин. Адам хорошо знал всех трех внуков Кинтул. На переднем плане весело смотрели в мир светлыми, смеющимися глазами Уолтер, Марджори и Питер-Майкл. Эта часть полотна словно излучала тепло, жизнь и краски. Невинно-шаловливое выражение круглого лица Питера заставило Адама невольно улыбнуться, однако эта улыбка тут же погасла, когда он перевел взгляд на другую половину портрета.
Величественная фигура на заднем плане принадлежала леди Лоре. Сходство с оригиналом было несомненным, но если изображения детей были яркими и четкими, леди Лора казалась бледной и нематериальной, словно отпечаток на воде. Выражение ее глаз было скорбным; губы словно шептали слова прощания. В окне за ее спиной виднелся заснеженный сад.
Долгое мгновение Адам молча смотрел на картину. Потом он осторожно опустил мешковину.
— Теперь я понимаю, — мягко произнес он, не отводя взгляда от мольберта. — Вы это видите. Правильно?
Стоявший за его спиной Перегрин издал странный сдавленный звук. Адам удивленно повернулся и посмотрел ему прямо в лицо. Взгляд художника был полон боли и смятения. Перегрин Ловэт совершенно явно не имел ни малейшего представления о том, что заставило его написать то, что он написал.
— Я прошу прошения, — все так же мягко продолжал Адам, сочувственно глядя на своего собеседника. — Теперь я понимаю, что вам это было неизвестно. Но это так, мистер Ловэт, она и правда умирает. Вряд ли наберется и дюжина людей, которым это известно — она сама не желает этого, — но вы видите это. Или скорее, — тихо добавил он, — вы не можете не видеть этого, как бы вам ни хотелось обратного.
Глаза Перегрина расширились. Он отступил на пару шагов и остановился. Он дрожал, губы его беззвучно шевелились.
— Мой дорогой мальчик, все в порядке, — прошептал Адам. — Видеть можно по-разному; порой это равносильно познанию истины. Эта ваша способность — дар, а не проклятие. Вы способны научиться пользоваться этим, а не позволять использовать вас.
Перегрин сделал вялое движение рукой, словно отмахиваясь от этих слов, и с усилием сглотнул.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — хрипло произнес он.
— Конечно, не понимаете, по крайней мере пока, — согласился Адам. — Но ради вашего же собственного блага, надеюсь, вы обдумаете то, что я вам сказал.
