Дэйв Дункан - Предназначение
Где-то после двадцатой строчки Уолли положил ему на плечо руку, призывая остановиться, и предложил всем снова сесть.
Ннанджи опустился на пятки позади Уолли и гостей.
— Ну и, конечно, Арганари повел воинов из Ксо, — сообщил он. Потом взглянул искоса на Уолли и прибавил:
— С топазовым мечом, четвертым мечом Чиоксина!
Так вот почему ему было знакомо это имя!
— Моим мечом! — воскликнул гордо Арганари.
Ннанджи взглянул на меч мальчика и нахмурился.
— Он не носит его, — пояснил Полини, — но это предмет гордости его дома; и когда он вступал в гильдию. Лорд Коллороно, рив дворцовой гвардии, посвятил ему этот меч. Он первый воин в династии со времен великого Арганари, так что это была весьма торжественная и грандиозная церемония.
— Уверен, что ты постарался побыстрее забрать меч у него после ее окончания, — усмехнулся Уолли.
Полини понимающе улыбнулся:
— Лишь величайшие воины могут носить один из семи мечей, милорд.
— Опиши нам четвертый, — с улыбкой сказал Ннанджи.
Глаза мальчика гордо сверкнули:
— На рукоятке страж — золотой василиск, держащий топаз. Василиск означает «Правосудие с милосердием», что является девизом нашего дома. На одной стороне клинка изображены воины, сражающиеся с чудовищами, на другой — девы, играющие с ними.
— Это волшебное оружие, — подхватил Полини, радуясь возможности вставить свое слово в это замысловатое повествование. — Я проверял его — баланс, упругость — волшебные! Репутация Чиоксина хорошо подтверждается.
Ннанджи, улыбаясь, повернулся к Уолли.
— Что-то вроде этого? — спросил Уолли.
Он обнажил свой меч и протянул его собеседникам.
Рукоятка все это время находилась за его головой, не позволяя им как следует разглядеть оружие. Полини и Арганари задохнулись от удивления.
— Седьмой! — закричал Арганари. — Сапфир и грифон! И рисунки совершенно такие же. Это действительно он? Я имею в виду — седьмой меч Чиоксина?
— Возможно.
Легендарный меч потряс воинов. Полини стал совершенно белым, а мальчик, наоборот, раскраснелся от возбуждения.
— Но, милорд?.. — Краска еще больше залила лицо Арганари.
— Да?
— Шесть мечей знамениты… но нет повестей о седьмом. Говорят, что Чиоксин отдал его Богине.
— Так, может, история еще не окончена? — предположил Ннанджи, его ненормальная улыбка все еще крепко держалась на месте.
Полини и Арганари задумчиво кивнули, зачарованно глядя на меч.
— Грифон — символ королевской власти. Он значит — «Власть, осуществляемая мудро», — сказал мальчик, разглядывая стража меча.
— Очень длинный клинок, — сказал Полини.
— Попытаешь счастья? — спросил Уолли.
— Конечно, нет, милорд!
— Он отлично сохранился, — сказал мальчик странным голосом, как будто задавая вопрос. Мой меч весь в зазубринах и дырках, как будто что-то пролетело сквозь него.
Ннанджи задумчиво кивнул.
— Такую метку могла оставить колдовская молния.
Полини и его подопечный обменялись взглядами. Потом мальчик снова принялся разглядывать меч.
— Посмотри на поперечные штрихи, наставник. Это говорит о том, что Чиоксин был левшой. На всех его мечах, не исключая и седьмой, штриховка идет слева направо.
— О чем это ты? — пробормотал Уолли, разглядывая то, что показывал мальчик. — Как Леонардо да Винчи? Спасибо, Новичок. Я не знал. Но ведь это не вредит ему, правда?
Ннанджи улыбнулся.
— Вы хотели бы знать, как я получил его, — сказал Уолли, убирая клинок в ножны. Он пожал плечами. — Законный вопрос. Мне вручил его Бог.
Он отхлебнул пива.
— А еще — заколку с сапфиром, и сказал, что Богиня дает мне задание.
Теперь Полини понял, и на него это произвело сильное впечатление.
— Ты должен стать предводителем сбора в Касре, милорд!
— Может быть, — сказал Уолли. — Но если так, Она не торопится переносить меня туда. Может, это потому, что я должен был встретиться с вами? — Он взглянул на задумчиво кивнувшего Ннанджи.
— С нами?
— Я теряюсь в догадках, что может значить эта встреча, Мастер Полини. Странные вещи происходят иногда — со мной они случаются все время. Зачем мы встретились — обладатели мечей Чиоксина? Сбор может оказаться неплохой тренировкой для принца. В серьезный бой его, конечно, никто не пустит, чтобы не подвергать опасности.
Арганари не мог скрыть своей радости.
Но Полини покачал головой:
— Я присягал охранять его и должен вернуть его домой. Если я не прав и Богиня хочет его — что ж, тогда мы встретимся на сборе.
Свет погас в глазах мальчика. Принцев учат подчиняться долгу.
— Адепт, — сказал он, — правда ли, что ты вел фургон против колдунов в Ове?
Ннанджи улыбнулся.
— Мы здорово покрошили их там! Четырнадцать убитых колдунов, — он предупреждающе взглянул на Уолли, чтобы тот не сказал «пятнадцать».
Мальчик снял со своей головы заколку и протянул ее Ннанджи.
— Лорду Шонсу дал его заколку Бог, — сказал он. — Возьми мою — мне не суждено попасть на сбор. Она принадлежала моему предку, тот носил ее на сборе в Ксо. Ты наденешь ее перед боем против злодеев?
— Новичок, — строго сказал Полини, — эту заколку дал тебе твой отец. Она веками хранится в вашей семье. Ты не имеешь права отдавать ее первому встречному!
— Но это не первый встречный! Это — герой!
— Думаю, он прав, Новичок, — мягко сказал Уолли.
Это, конечно, не меняло дела. Но Ннанджи, раздувшись от гордости, что его назвали героем, тоже подтвердил правоту наставника.
Мальчик неохотно снова надел заколку.
— Благодарим за гостеприимство, — сказал слова формального прощания Полини. — Теперь с твоего разрешения я поищу другой корабль, поменьше и без моряка-воина Шестого! — добавил он, откровенно скептически улыбаясь.
Озадаченный и обеспокоенный Уолли позволил гостям уйти. Но тут на сходнях появилась Джия. Она по-прежнему оборачивалась, как все рабыни, в простое полотнище, но достоинства ее фигуры не могла скрыть никакая самая грубая одежда.
Забыв на корабле об условностях Мира, Уолли протянул к ней руки, обнял и, повернувшись к гостям, сказал:
— Джия, дорогая, это гости из твоего родного города. Мастер Полини и Его Высочество Принц Арганари.
Воины уставились на полосу рабыни на лице Джии. Она тоже застыла, а потом упала на колени и прижалась лбом к полу.
Первым пришел в себя Арганари. Он поднял ее и ласково сказал:
— Я действительно вижу, что репутация Пло как родины красивейших женщин справедлива. — Это было очень любезное высказывание.
