Артем Каменистый - Девятый
– Ай-яй-яй, как непатриотично. И знаете, что они с вами потом сделают?
– Наградят? Да не надо мне наград – я из бескорыстной вредности. Мне ведь в этом мире ничего уже не надо… Даже денег не попрошу, хотя моя жаба этого не одобрит.
– Жаба?
– Мой внутренний голос: личный советник по всем финансовым вопросам, и заодно казначей – дрессированное земноводное, жадное до изумления.
– Вашему психиатру, думаю, захочется с ней познакомиться… А по поводу посольства: не будут вас там награждать. И денег тоже не дадут. Удавят в кладовке – и все.
– За что?
– Потому что у вас допуска нет.
– Да при чем здесь мой допуск?! Какое им дело, что у меня нет допуска к российским секретам?!
– Никакого дела – вас удавят за отсутствие допуска к ИХ секретам.
– А при чем здесь их секреты? Я же выдаю НАШ секрет – отечественный. Их военные тайны мне не нужны. И вообще они мне неизвестны.
– Вы так думаете? Сколько вам лет? Двадцать девять? А наивны как маленький ребенок… Те самые чертежи и параметры, о которых вы постоянно упоминаете… Как по-вашему – откуда мы их взяли?
– Ну… коллектив секретных ученых разработал.
– Вы представляете, сколько людей трудилось над первыми космическими кораблями?
– Думаю, много.
– Вы когда-нибудь видели на объекте толпу секретных ученых, способных разработать что-то настолько же серьезное?
– Ни разу – здесь малолюдно.
– Верно: нас тут сокращают каждый год – все меньше и меньше остается работников… Бюджетный дефицит… Думаете, такой горстке людей под силу создать не просто концепцию подобного устройства, а готовое изделие? Вы ведь каждый винтик потрогали, каждый виток – сложнейший по замыслу агрегат, при этом гениальный по простоте исполнения.
– По сути, там действительно ничего особо сложного… Постойте! Я правильно понял?! Вы украли эту грандиозную идею у честнейших разработчиков из той самой великой демократической страны?!
– Лично я этого не делал.
– Но соучастник! Как это низко и бессовестно!..
– На что только не пойдешь ради увеличения финансирования. Мы, кстати, на благо человечества старались – даже улучшили прототип немного. У них в оригинале предусмотрены полупроводники в паре узлов, а мы ламповой техникой обошлись. Мало ли как все обернется – вдруг ТАМ монокристаллический кремний на базаре не продают. Ну и, разумеется, изменили частоту главного контура – теперь он настроен на нашу базовую станцию. Теперь-то хоть понимаете, за что вас удавят?
– Понимаю. А почему именно в кладовке давить будут?
– Ну, пусть на чердаке. Вам от этого стало легче?
– Спасибо, гораздо. А может, я расскажу о ваших делах в посольстве великой азиатской страны? Коммунистической? Хотя я это так… теоретически. Кто же меня отсюда выпустит…
– Вообще-то вы все еще свободный человек.
– Ну, разумеется. Но чтобы решить вопрос с моим выходом из проекта, придется полгода согласовывать все в вышестоящих инстанциях. А там уже и согласовывать ничего не понадобится… Просто так ведь отсюда мне не выйти? Господа Нельзя, которые вечно стоят возле лифта и изображают сусликов у норки, на меня смотрят как-то странно… Заикнись я им про «выйти», умру явно не от рака мозга.
– Не исключено…
– Кстати, о финансировании: признаков нищеты я здесь не наблюдаю. Скорее, наоборот – с каждым днем все больше людей новых появляется, и они постоянно возятся с различными материальными ценностями. Вчера вон компьютеры свеженькие видел, а сегодня мой мозгоправ заявил, что должны привезти дорогущую медицинскую установку для просвечивания моего многострадального мозга.
– С финансированием у нас дело наладилось. Но вот до этого проект находился на грани полного закрытия. Как бесперспективный… Эх… – Ивану явно было нелегко вспоминать те трагические времена. – Но теперь все не так – несчастье помогло.
– И что за несчастье?
– Конкуренты.
– Позвольте, догадаюсь: те самые злодейски уворованные чертежи секретного набора катушек и конденсаторов, попавшие в ваши грязные лапы, вдохнули в проект новую жизнь?
– Нет, что вы. Подобные разработки ведут во многих странах, только вот толку от них никакого. И чертежи резонатора, если уж откровенно, – даром никому не нужны. Какой в них смысл? Установку мы перебросить не можем и вряд ли когда-нибудь сможем, так что ценность ее не больше, чем у песка в пустыне.
– Тогда не понимаю…
– Ну же! Вы умны, и интуиция у вас на высоте. Еще попытка… Обошлось без интуиции – вариант оставался ровно один:
– У конкурентов наметились успехи.
– Видите – умеете, когда не ленитесь подумать.
– И что за успехи? Мне опять заниматься антропомантией1? # # 1 Антропомантия – гадание на человеческих внутренностях.
– Нет, тут впору самому гадать. Одно только известно точно: у них получилось.
– Удачная засылка?
– Именно.
– И как они определили, что запуск действительно удачный?
– Связь. Их оператор держал контакт с испытателем несколько часов. И контакт не прервался – просто канал начал терять стабильность и был потерян. А потом его уже не смогли отделить от фоновых помех. Несомненно одно: доброволец сумел адаптироваться настолько, что покинул район высадки. По нашим предположениям, для этого необходимо преодолеть минимум несколько километров – только тогда канал начнет терять стабильность из-за входа источника в зону действия помех. Даже если его из места высадки вывезли или вынесли, все равно он был при этом живым. Это первый известный нам случай, когда доброволец протянул на той стороне больше нескольких минут.
О-па – Ваня проговорился. Это что же получается: все мои предшественники откидывали копыта сразу после старта?! Надо развить тему.
– У конкурентов используют добровольцев?
– Как и у нас.
– Меня это удивляет: ведь от хорошо подготовленного спецназовца или ученого толку ТАМ будет гораздо больше, чем от таких дилетантов, как я.
– И это тоже было – ученые, военнослужащие, гениальные ребята. Пробуют разные варианты. Экспериментируют. Мозг и его содержимое – слишком тонкая материя, чтобы без практики судить, у кого именно больше шансов. У нас нет теории, по которой можно выработать критерии отбора кандидатов, так что остается только экспериментировать.
– Меня можно считать добровольцем?
– А вас что – кто-то заставляет идти на это?
– Вообще-то про риск вы не сильно распространялись, когда уговаривали.
– Так ведь задача стояла уговорить, а не напугать. Да и потом – о каком риске вы говорите? Клиническая смерть при запуске не сработает – все должно быть по-настоящему. А чем рискует покойник? Вы ведь неизбежно умрете – без нашей вины, естественной смертью, от редкой болезни, к которой мы не имеем отношения. А уж дальше или конец, или у вас будет шанс прожить новую жизнь – в другом теле. И кто знает – возможно, сумеете собрать резонатор и вернуться на Землю. Вероятность благополучного исхода не нулевая.
