Маргарет Уэйс - Драконы осенних сумерек
– А где Рейстлин? – спросил он наконец. Он знал, что близнецы были неразлучны.
– Там, – Карамон кивком указал на другой конец стола. И предупредил Таниса: – Знаешь, он… изменился.
Полуэльф отыскал взглядом уголок, вернее, складку необъятного валлинового ствола. Там лежала тень, и после яркого света огня поначалу трудно было что-либо рассмотреть. Затем Танис различил изможденную фигуру, плотно закутанную, несмотря на жар близкого пламени, в алые одеяния. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо.
Танису вдруг совсем расхотелось заговаривать с молодым магом, но делать было нечего – Тассельхоф как раз умчался разыскивать официантку, а Флинт трепыхался высоко над полом в объятиях Карамона. Танис обошел стол.
– Рейстлин? – окликнул он, борясь с неожиданным дурным предчувствием.
Человек поднял голову.
– Танис? – прошептал он и медленно откинул капюшон. Полуэльф ахнул и подался на шаг назад.
Лицо, глядевшее на него из полутьмы, могло разве что присниться в страшном сне. Как там выразился Карамон? «Изменился»?.. Не то слово! Танис содрогнулся. Когда-то белая, кожа мага сделалась золотистой и металлически поблескивала в свете очага, точно жуткая маска. Исхудалое лицо казалось бесплотным, скулы выпирали, обтянутые кожей, темные губы были сжаты в одну прямую черту. Но ужасней всего на этом лице, без сомнения, были глаза. Танис не мог оторвать от них взгляда. Подобных им он не видел ни у одного человеческого существа. Черные зрачки их приняли форму песочных часов, а радужные оболочки, когда-то бледно-голубые, заблестели золотом!
– Я вижу, моя внешность удивляет тебя, – прошептал Рейстлин, и на тонких губах его возникло подобие улыбки. Танис опустился на стул напротив него.
– Во имя истинных Богов, Рейстлин… – начал он, трудно сглотнув.
– Сегодня, – перебил Флинт, плюхаясь рядом с ним, – я больше летал по воздуху, чем… Реоркс! – ахнул гном, и глаза его округлились. – Какое зло поразило тебя, Рейстлин? Какое-нибудь проклятие?..
Карамон уселся рядом с братом и пододвинул к себе кружку недопитого зля. Потом посмотрел на Рейстлина и тихо спросил:
– Расскажешь им, Рейст?
– Расскажу, – ответил, вернее прошипел, тот, и у Таниса по спине побежали мурашки. Молодой маг говорил негромким, задыхающимся голосом, почти шептал, как если бы на это без остатка уходили все его силы. Его длинные нервные пальцы, обтянутые такой же металлически-желтой кожей, что и лицо, рассеянно передвигали по столу тарелку с нетронутой пищей.
– Помните, как мы расставались пять лет назад? – начал Рейстлин. – Нас с братом ждало тогда путешествие настолько тайное, что даже и вам, дорогие друзья, ни к чему было знать, куда мы направляемся…
В его голосе прозвучал едва заметный сарказм, и Танис прикусил губу. «Дорогих друзей» у Рейстлина не было никогда.
– Дело в том, что Пар-Салиан, глава моего Ордена, избрал меня для Испытания… – продолжал Рейстлин.
– Для Испытания!.. – ошеломление повторил Танис. – Но ведь ты был слишком молод! Сколько тебе было тогда? Двадцать? Испытанию подлежат лишь маги, обучавшиеся годы и годы…
– Можешь вообразить себе, как я был горд, – холодно проговорил Рейстлин. – Мы с братом посетили тайное место – пресловутую Башню Высшей Магии. И там я выдержал Испытание. – Голос мага сделался еле слышен. – И едва не умер при этом.
Карамон трудно сглотнул.
– Страшно вспомнить, – начал великан, и голос его дрогнул. – Когда я нашел его в этом жутком месте, он лежал ничком и кровь текла у него изо рта… он умирал! Я подхватил его на руки и…
– Довольно, братец! – Тихий голос мага хлестнул, точно кнут: Карамон вздрогнул. Танис видел, как сузились золотые глаза Рейстлина, как он сжал кулаки. Карамон молча глотал эль, искоса поглядывая на брата. Ясно было, что между близнецами пролегла некая тень.
Рейстлин перевел дух и продолжал:
– Когда я очнулся, я увидел, что моя кожа изменила цвет… так отметило меня страдание. Мое тело, мое здоровье разрушены непоправимо. А глаза!.. Мои зрачки приобрели форму песочных часов, и знаете, что я вижу сквозь них? Время и то, что делает оно со всем сущим. Даже сейчас, когда я гляжу на тебя, Танис, – прошептал маг, – я вижу, как частица за частицей умирает твое тело. И так – всякое живое создание…
Тонкая, похожая на птичью лапу, рука Рейстлина легла на запястье Таниса. Холодное прикосновение заставило полуэльфа содрогнуться. Он хотел отнять руку, но золотые глаза и ледяные пальцы держали крепко.
Маг наклонился вперед, взгляд его лихорадочно горел.
– Но зато, – прошептал он, – я приобрел силу! Пар-Салиан открыл мне: придет день, когда она преобразует мир. Я приобрел силу – и Посох Мага…
Подняв глаза, Танис увидел посох, прислоненный к стволу валлина так, чтобы можно было с легкостью дотянуться. Посох был деревянным и выглядел вполне обычно, если не считать блестящего хрустального шарика, укрепленного на верхнем конце. Золотое крепление шарика было сделано в виде когтистой лапы дракона.
– А стоило ли? – спросил Танис негромко.
Рейстлин пристально поглядел на него, затем его губы искривились в жуткой пародии на улыбку. Его пальцы выпустили руку Таниса и спрятались в широком рукаве.
– О да!.. – прошипел маг. – Сила – это то, к чему я всегда стремился… и стремлюсь посейчас!
Он откинулся на спинку стула. Худая фигура его тотчас затерялась в густой тени, лишь блестели, отражая пламя, золотые глаза.
– Где наш эль? – спросил Флинт, прокашливаясь и облизывая губы с таким видом, как если бы ему хотелось смыть дурной вкус изо рта. – И куда это запропастился кендер? Не иначе, украл официантку и…
– А вот и мы! – весело откликнулся Тассельхоф. Рядом с ним стояла рыжекудрая девушка с подносом, сплошь заставленным кружками.
Карамон расплылся в улыбке.
– А ну-ка, Танис, – прогудел он, – угадай, кто это такая! И ты. Флинт! Если выиграете – я угощаю!
Танис смотрел на смеющуюся девушку, радуясь про себя, что нашелся предлог отвлечься от мрачной истории Рейстлина. Огненные кудри обрамляли милое личико, зеленые глаза искрились весельем, нос и щеки украшали веснушки. Глаза показались Танису знакомыми, но остальное…
– Сдаюсь, – сказал он наконец. – Увы, на эльфийский взгляд, люди меняются с годами столь быстро, что мы не поспеваем уследить. Мне сто два года, но для вас я выгляжу тридцатилетним. А мне мои сто два и кажутся тридцатью. Должно быть, эта молодая женщина была совсем ребенком, когда мы уезжали!
– Мне было четырнадцать. – Девушка со смехом опустила поднос на стол. – И Карамон без конца говорил: я, мол, до того безобразна, что моему папаше придется приплачивать жениху, чтобы только сбыть меня с рук…
