Марина Ефиминюк - Берегиня Иансы
Он, как и давеча Степан, отчего-то побоялся пройти дальше двери, а потому переминался у входа с ноги на ногу, краснел и всячески старался обратить на себя внимание. Граф наконец заметил смущенного мальчишку, коротко кивнул, поднимаясь:
– Наталья, нам пора.
Изголодавшись за последние сутки, я никак не могла насытиться, а потому поднялась с неохотой, поспешно сунув в рот большой кусок курятины. Страх Божий, одурев от разнообразия блюд, набил пузо по самое горло и, пьяный от сытости, пялился на новую выпь Сони. Почуяв нечисть и, вероятно, испытывая некое чувство симпатии, он игриво расправил крылья и сочно тявкнул. К сожалению, девица его дружелюбных настроений не разделяла и лишь нервно мяла уголок скатерти. В состоянии общего напряжения мы с графом их и покинули, предоставив самим себе.
Василий быстро и уверенно шел по темным коридорам. Я едва успевала за ним, но старалась не отставать, боясь заблудиться в бесконечных пределах замка. В этой части цитадели, где все так же царил упадок, пыль и сквозняки, пахло по-особому – сырой старостью и все вокруг казалось заброшенным и ветхим.
Мы вышли на широкий балкон. Внизу открывался вид на бесконечные холмы, покрытые ночной тьмой. Ее рассекали отблески костров военного лагеря и белесые тени походных шатров. А еще дальше на горизонт наступала мощная масса леса, сливавшаяся с беззвездным небом.
Но двор, заново вымощенный каменными плитками, был ярко озарен светом факелов, и перед парадным входом, отремонтированным совсем недавно, толпились галдящие люди.
– Иди сюда! – приказал Василий, не оборачиваясь.
Стоило мне приблизиться к перилам, как гвалт тут же прекратился. Ко мне обратились суровые лица воинов. Они смотрели на меня испытующе и со странным ожиданием чего-то необычайного.
– Это твой отряд, – кивнул граф.
– Их не больше пяти десятков.
– Мне кажется, достаточно. Для начала.
– Да вообще-то маловато будет. А личную охрану дадут? – полюбопытствовала я.
– А надо? – усмехнулся Василий.
– Почему они так на меня смотрят?
– Они думали, что ты Оберег, – пожал тот плечами.
– Оберег?
– Мужчина.
– О, какое облегчение, – хмыкнула я, – да они просто разочарованы.
Граф широко улыбнулся, а потом вдруг заорал во всю глотку, так что я перепугалась от неожиданности:
– Берегиня Иансы с нами! Восславься, мир Хранителей!
И радостный победоносный вопль сотряс ночное спокойствие. Вознесся к затянутому черными облаками небу и разлетелся по округе.
Я поймала себя на том, что улыбаюсь, чувствуя накатывающую волну необъяснимого всеобщего счастья.
– Я знал, что тебе понравится, – хмыкнул Лопатов-Пяткин, обняв меня за плечи.
Чуть отстранившись, я сбросила его руки и, по-прежнему улыбаясь, хмыкнула:
– Не обольщайся, дверь в спальню все равно будет закрыта.
А потом резко развернулась и скрылась в длинном бесконечном коридоре.
– Можешь затягивать поводок, – добавила я, не оглядываясь.
Итак, я, пленница, стала полевым командиром в немногочисленной, но свирепой армии графа Василия Лопатова-Пяткина.
Конечно, я не была монашкой и мужчины у меня были. Но отчего-то при мысли о графе в моей опочивальне на меня нападала какая-то странная брезгливость, будто он мог меня замарать.
Посему ко сну я готовилась почти как полководец к генеральному сражению. Свечи зажигать не стала. Для начала проверила засов. Тот, к неудовольствию, оказался хлипеньким, плохеньким, так и просился оказаться выбитым от самого легкого толчка. Потом долго простукивала стены в поисках упомянутого потайного хода. Присмотревшись к высокому комоду, я уверилась, что тот может оказаться вполне приличной преградой, скажем, для вурдалака, решившего проникнуть ко мне ночью и порешить за прежние обиды.
Но придумать план спасения оказалось проще, чем претворить его в жизнь. Натужно пыхтя и надрываясь, я попыталась передвинуть невыносимо тяжелый комод. На втором вершке силы покинули меня, а расстояние до двери стало казаться непреодолимым. Протиснувшись между полированным деревянным боком и стеной, я уперлась руками в каменную кладку и попыталась отодвинуть махину всем своим весом. С протяжным жалобным скрипом комод подался еще на мизинец, собрав в сборки пыльный тонкий, как тряпица, ковер на полу. Потом вдруг одна гнутая ножка треснула, и, грохоча, громадина накренилась на один бок. Я перевела дыхание и вытерла выступивший на лбу пот. Ноги тряслись, а каждая поджилочка в теле ныла. Тогда-то в мою спальню и постучались. Я замерла в кромешной тьме, страшась пошевелиться. Стук повторился, уже настойчивее и увереннее, а мужской голос позвал в тишине:
– Наталья! Открой! Это Степан.
Тусанин?!
Я быстро подскочила к двери, отодвинула засов и выглянула в коридор. Хранитель поспешно удалялся, будто, пока я колебалась, открывать ли, он передумал и дал стрекача. В темноте раздавались его шаги.
– Эй! Подожди! – окликнула я его.
Он оглянулся и замер в нерешительности, а потом брякнул первое, что пришло в голову:
– Ты чего в потемках? Свечей не хватило?
– Некогда рассусоливать! Шевелись! – рявкнула я, снова скрываясь в спальне. К счастью, кроме нас двоих, в коридоре никого не оказалось.
Степан вошел, плотно притворив за собой дверь.
– Ты чего делаешь? – изумился он, глядя на то, как я изо всех сил стараюсь отодвинуть комод.
– Давай, помоги, коль заявился! – бросила я надрывно.
– У меня к тебе есть разговор, – проскрипел он, с натугой приподнимая скособоченную махину. – Берись за другую сторону, попробуем перенести! Ага!
– Говори! – согласилась я.
Удерживать махину на весу оказалось гораздо тяжелее, чем передвигать. Мы сделали три нетвердых шага и с грохотом уронили мебелишку на пол. Тут же хрустнула вторая ножка, со стуком деревянный угол уперся в пол.
– Зараза! – ругнулась я и махнула рукой. – Приступай!
– Мне сказали, что ты согласилась стать новым полевым командиром…
– Согласилась, – подтвердила я, нагибаясь и хватаясь за край. Внутри комода на вместительных полках что-то перекатывалось и дрожало. – Давай. Раз, два, три-и-и-и…. – Мы сделали еще два шага, третья ножка отвалилась сама собой и вдарила мне по пальцам. Даже через сапоги боль казалась невыносимой. – Че-о-орт! Мать… Черт!
Мы поспешно опустили тяжеленную махину, и та накренилась совсем уж жалостливо. Прыгая на одной ноге и морщась от боли, я простонала через слезы:
– Черт бы вас всех подрал!
– Ты сделала правильный выбор, – вдруг прервал мои стенания Степан и снова ухватился за комод.
– Что сейчас послала всех к дьяволу? Вот уж с чем не поспоришь!
