Роджер Желязны - Сборник "Хроники Амбера+Амберские рассказы"
Чем же все-таки я занимался раньше?
Сидя за столом, я сосредоточенно пытался хоть что-нибудь вспомнить. Нелегко копаться в собственной памяти, как в чужом сундуке. Может быть, именно поэтому я и не мог ничего оттуда выудить. Что твое, то твое. Это как бы часть тебя самого, и совершенно невозможно смотреть со стороны на то, что находится где-то у тебя внутри. В том-то все и дело.
Врач? Мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал анатомические наброски Леонардо да Винчи. Невольно я начал вспоминать различные стадии хирургических операций и понял, что в прошлом не раз оперировал людей.
Нет, не оно. Кое-какой медицинский опыт у меня имелся, но лишь как часть чего-то большего. Практикующим хирургом я не был, это я почему-то знал. Но чем же я тогда занимался? И в какой области?
Внезапно мое внимание привлекла сабля.
Сидя за столом, я имел возможность обозревать всю комнату и на дальней стене среди прочих вещей заметил старинную кавалерийскую саблю, которую в первый раз почему-то просмотрел. Я подошел к ней и снял с крючка.
Оружие было в запущенном состоянии. Мне сразу же захотелось взять точильный брусок и масляную тряпку, чтобы привести клинок в божеский вид. Я явно кое-что понимал в старинном оружии, особенно что касалось клинков.
Сабля легко и надежно лежала в руке, придавая уверенность. Я встал в позицию, парировал воображаемый выпад, нанес несколько рубящих ударов… Да, я безусловно знаю, как управляться с такой штукой.
Так каково же оно, мое прошлое?
Я вновь огляделся вокруг, надеясь еще на какую-нибудь зацепку. Но остальные вещи молчали.
Я повесил клинок обратно, вернулся к столу и, усевшись в кресло, решил осмотреть ящики. Начал я со среднего, затем, ящик за ящиком, осмотрел левую тумбу и, наконец, правую.
Бумага, конверты, почтовые марки, скрепки, огрызки карандашей, ластики — всякая чепуха.
Тогда я вынул из стола все ящики один за другим и, по очереди ставя себе на колени, начал копаться в каждом. Сделать обыск, это была не мимолетная мысль, а опять-таки часть моих прошлых умений. Которые также память подсказывали мне, что надо исследовать и сами тумбы. Изнутри.
Вот тут-то и обнаружилось то, что сначала ускользнуло от моего внимания: верхний ящик правой тумбы был не таким глубоким, как остальные. Я заглянул внутрь и увидел что-то вроде небольшой коробки, прикрепленной снизу к крышке стола.
Это тоже оказалось выдвижным ящиком, маленьким и запертым на замок.
Я поковырялся в замке скрепкой, потом булавкой и уже через минуту вскрыл ящичек с помощью рожка для обуви, который нашел там же, в столе. И обнаружил колоду игральных карт.
То, что было изображено на рубашке верхней карты, буквально сразило меня. Весь покрывшись испариной и едва дыша, я так и застыл — у стола на коленях.
Это был вставший на дыбы белый единорог на зеленом поле, обращенный вправо.
Он был мне до боли знаком, хотя я не мог сказать, где видел его прежде.
Открыв колоду, я стал рассматривать карты. Обычная колода в стиле Таро — жезлы, пентакли, кубки и мечи. Но Старшие Козыри были иными.
Я поставил на место все ящики, стараясь не защелкнуть замок на секретном. Потом продолжил изучение колоды.
Картинки почти как живые: люди на странных картах, похоже, готовы шагнуть ко мне сквозь блестящую оболочку. Сами карты холодные, гладкие и приятные на ощупь. У меня тоже были такие, вспомнил я вдруг.
Я принялся раскладывать их на столе.
На одной был изображен остроносый смеющийся человечек с коварным и хитрым лицом и целой копной волос соломенного цвета. Костюм был в стиле эпохи Возрождения, сочетание оранжевого, красного и коричневого: длинные штаны в обтяжку и тесно прилегающий расшитый дублет. Я узнал его. Это был Рэндом.
Со следующей карты на меня равнодушно смотрел Джулиан. Длинные темные волосы и бесстрастные голубые глаза, полностью закован в белые доспехи — не серебристые и не стальные, а словно покрытые эмалью. Однако я знал, что они чертовски прочные и надежные, несмотря на кажущуюся декоративность и явную изысканность. Именно этого человека я когда-то обыграл в его любимую игру, за что он и запустил в меня стаканом с вином. Я знал его и от всей души ненавидел.
Затем возник смуглый и темноглазый Каин, одетый в черный с зеленым отливом атлас. Темная треуголка сдвинута набекрень, длинный зеленый плюмаж спускался ему на спину. Он повернулся в профиль, лихо подбоченясь. Носки его сапожек загибались вверх. На поясе висел украшенный изумрудами кинжал. Этот человек вызывал у меня двойственные чувства.
Следующим был Эрик. Красавец, что ни говори. Волосы иссиня-черные, как вороново крыло, борода кудрявая, вечно улыбающийся сочный рот. Обычная кожаная куртка и кожаные штаны, простой плащ и высокие черные сапоги. На широкой красной портупее длинная серебристая сабля, в рукояти которой светится крупный рубин. Капюшон плаща и обшлага куртки тоже отделаны красным. Большие пальцы рук заложены за пояс; руки мощные, крупные. Пара черных перчаток заткнута за ремень справа. Именно он — я был в этом уверен — пытался убить меня, подстроив автокатастрофу. Я смотрел на него с некоторым страхом.
Затем возник Бенедикт — высокий, суровый, очень худой, узколицый, но с широкой душой и великим умом. Костюм у него тоже был оранжево-красно-коричневый, и внешне он напоминал то ли пугало с головой-тыквой и клоком соломы вместо волос, то ли главного героя «Легенды Спящей Долины»[4]. У него были тяжелая крепкая нижняя челюсть, карие глаза и каштановы, совершенно прямые волосы. Бенедикт держал под уздцы буланого коня и опирался на копье, украшенное гирляндой цветов. Смеялся он редко. Его я любил.
Когда я открыл следующую карту, сердце мое забилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди.
Это был я.
Я видел себя в зеркало, когда брился, и это был тот самый парень за зеркалом. Зеленые глаза, черные волосы, и одет в черное с серебром, конечно же. На плечах плащ, чуть раздуваемый ветром. Черные высокие сапоги, как у Эрика. Клинок на боку, только потяжелее и не такой длинный, как у него. На руках — перчатки, отливающие чешуйками серебра. Пряжка под горлом в виде серебряной розы.
Я, Корвин.
А со следующей карты на меня смотрел могучий и властный мужчина. Мы с ним были очень похожи, только челюсть у него была потяжелее, да и сам он был покрупнее меня, зато не так быстр. Силищей он обладал поистине сказочной. Одет в серую с синим парадную мантию, перехваченную в талии широким черным поясом, он стоял и смеялся. На груди — крепкая цепь, а на ней серебряный охотничий рог. Лицо обрамлено короткой бородкой, небольшие усы. В правой руке — кубок вина. Внезапно какие-то добрые чувства проснулись во мне, и тут же в памяти всплыло его имя: Джерард.
