Ирина Сыромятникова - Житие мое. Трилогия
Если и были на свете существа, которых я не переносил на дух, так это мерзкие, жужжащие, кусающиеся насекомые. Да, это будет очень веселое лето.
Мама накрыла стол на открытой веранде. Я имею в виду, открытой для всех, действительно для всех. Помимо ожидаемых гостей на запах сдобной булки и печеных яблок слетелись гости нежеланные. Радость возвращения была испорчена, я уже не говорю про аппетит.
Пчелы отнеслись ко мне с подозрением. Маленькие авиаторы с задумчивым жужжанием летали вокруг меня, норовя попасть в лицо.
— Не бойся! — уговаривал Лючик.
Белый маг утешал меня, инициированного (!) черного. Да если я хоть на минуту расслаблюсь… Даже думать о таком нельзя! Укрощать свой Источник я еще не умею, второй раз у меня может получиться хуже, чем в первый. Лекция женщины — полицейского оживала в памяти с удивительной ясностью, особенно те фотографии с ошметками. Надо держать себя в руках, я не могу причинить вред людям, которых, пусть белых, пусть дурных, люблю. Но это легче сказать, чем сделать.
Достаточно было провести здесь полдня, чтобы понять: ночь, когда что — то зажужжит у меня над головой, станет последней для всех обитателей дома. И это не шутка. Нужно срочно посоветоваться с черным магом, к счастью, найти такого в Краухарде достаточно легко.
— Ма, я сбегаю к дяде Гордону, скажу привет. Он еще не съехал?
— Куда он денется, старый зануда! — фыркнула мама. — Беги — беги. Он к нам уже заходил, интересовался, но пчелы его отпугнули.
Бедный дядя Гордон.
Мое желание навестить старика ни у кого удивления не вызвало — он был мне ближе отчима, фактически вторым отцом. Для воспитания черного нужен другой черный — это аксиома, даже простые люди не всегда справляются с задачей, не говоря уже про белых. Это как раз тот случай, когда нужно иметь твердость выдрать ребенка как сидорову козу за кажущиеся невинными шалости, пока они не превратились в серьезную патологию. И не надо мне про хрупкую детскую психику, я знаю, о чем говорю! В какой — то момент уже начинаешь понимать, что поступил неправильно, но сил справиться с черной натурой еще нет. Получив по заднице, даешь себе зарок: больше ни — ни! — и иногда даже держишь слово.
Сколько я себя помню, дядя Гордон всегда был другом нашей семьи, ему я обязан увлечением алхимией и отсутствием серьезных пороков в характере. Он также был единственным жителем долины, кто выстроил дом на северном склоне, среди чахлых деревьев и лишайника. Дело было не в свойствах дядиной натуры, а в том, что основную часть его хозяйства составляли машинный двор и сарай — дядя был деревенским механикусом. Когда я пришел, он как раз возился со своим раздолбанным грузовичком — колымага чадила еще сильнее, чем три года назад, если такое вообще возможно. Дядя заметил меня и махнул рукой, чтобы я шел сразу на кухню, а сам появился там минуты через три, вытирая руки ветошью. Улыбался он не без злорадства:
— Ну как тебе дома?
— Дядь, не надо! — отмахнулся я и тут же поставил вопрос ребром: — Надо что — то делать, я же их всех убью!
Дядя Гордон дернул бровью:
— У тебя так плохо с нервами?
— У меня так плохо с Источником.
— Так ведь Обретение у вас происходит только осенью.
— Уже.
Он поставил свой стул напротив моего и приказал:
— Рассказывай!
Ну я и рассказал. Кто бы меня предупредил, что будет так невыносимо стыдно рассказывать о своих пакостных делишках. Но дядя не был возмущен, он был смертельно серьезен:
— Никому больше про это не говори! Понял?
— Почему?
— Потому что «дикий» прорыв — это почти гарантированный запрет на профессию. В лучшем случае тебе просто не дадут учиться дальше, в худшем — наденут Оковы, и будешь каждую неделю ходить в околоток отмечаться.
— Но почему?!
Дядя Гордон тяжело вздохнул:
— Ты про Балдуса Кровавого читал? А про Крома — Потрошителя? Неконтролируемое Обретение дает силу непредсказуемых свойств, самые обычные заклинания в твоем случае могут подействовать как оружейное проклятие. Прибавь к этому психическую нестабильность и опасность безумия. Кому надо так рисковать?
— Но… что же делать?
— Молчать!
— Разве так можно? — поразился я. Обычно дядя не давал советов с криминальным оттенком.
— Но ведь они — то молчат. Эти паразиты записали отпечаток твоей ауры, на кристалле должен быть отчетливо виден момент пробоя, но если они признаются, что ты получил увечье из — за них, то у кого — то в НЗАМИПС будут крупные неприятности. Их художества многих раздражают! Они ждут, когда ты проговоришься или засветишься на официальном испытании, тогда тебе ни за что не доказать их вину.
— Нужно было сразу…
— Нет, ты все сделал правильно! Вы были вдвоем, у тебя нет свидетелей, тем более из магов, а тот кристалл в руки тебе никто не даст. Они же не враги сами себе! Так почему ты должен оставаться крайним? Я покажу тебе, как сымитировать результаты испытаний. Конечно, впредь тебе придется быть очень осторожным и сто раз подумать, прежде чем что — то сделать, а при появлении любых странностей сразу идти к эмпату, но жизнь на этом не закончится.
— Почему ты мне это говоришь?
— Ты — сын Тодера. Я многим обязан твоему отцу, и мне не нравится, что они из — за собственной ошибки сломают тебе судьбу. Не кисни! Раньше все черные маги проходили ритуал Обретения Силы стихийно — и ничего, проблемы были только у некоторых.
Тут я сразу вспомнил про Балдуса Кровавого. Дядя сходил на кухню, погремел чем — то в шкафу и вернулся с маленьким пузырьком из непрозрачного стекла в руках.
— Вот, выпей. Это парализует магические способности. Народное средство. Правда, живот будет немного крутить.
Я с подозрением принюхался к склянке — жидкость пахла чесноком.
— Пару дней поживешь дома, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Потом я тебя устрою в экспедицию.
— Куда — куда?
— Туда! К нам хлыщи столичные приехали, типа археологи. Собираются копаться на острове Короля, ищут сезонных рабочих. Естественно, никто из местных к ним наниматься не хочет, дураков нет, они за тебя двумя руками ухватятся. Придется и мне с тобой…
Тут я проглотил содержимое склянки, забыв о возражениях. Странная жидкость легла в желудок свинцовой каплей, но каких — то резких катастрофических изменений в моем организме не вызвала. Точнее, вообще никаких изменений не произошло. Сколько я ни старался, не мог убедить себя в ощущении убывающей силы или какой — то внутренней слабости. Дядя заметил мои метания, усмехнулся и велел идти домой.
